Я осознан, и что теперь? Интервью с Эндрю Холечеком

Перевод беседы Джеймса Шахина с Эндрю Холечеком выполнила Анна Кожара под редакцией Сергея Гуленкина специально для журнала «Эрос и Космос». Оригинал опубликован в журнале Tricycle.

Иллюстрации: Алексей Куликов / Chat GPT

***

Эндрю Холечек: Чтобы быть свободным, не нужно иметь какого-то особого опыта. Точка. Просто нужно со стопроцентной внимательностью относиться ко всему, что вы проживаете: и к хорошему, и к плохому, и к ужасному. Это и есть духовный опыт. И это открывает потрясающие возможности. Вроде: «Постой-ка, у меня это уже есть. Всё здесь, прямо сейчас». Если я нахожусь в пучине боли и отношусь к этой пучине боли — физической или психологической — должным образом, то освобождение присутствует прямо здесь, прямо сейчас. Так что, я думаю, это фантастически расширяющий возможности и прорывной набор учений для наших дней и времен.

Джеймс Шахин: Здравствуйте, добро пожаловать на Tricycle Talks. Я Джеймс Шахин, а вы только что слышали Эндрю Холечека. Эндрю — учитель тибетской буддийской традиции, который проводит семинары по медитации, йоге сновидений и подготовке к смерти. В своей новой книге «Я осознан, и что теперь? Двигаясь за пределы майндфулнес навстречу современному миру»¹ («I’m Mindful, Now What?: Moving Beyond Mindfulness to Meet the Modern World») он раскрывает ограничения практики осознанности (здесь и далее слово mindfulness переводится либо как «осознанность», либо как «майндфулнес». — Прим. ред.) и предлагает обзор различных техник медитации, которые могут привести к более глубокой трансформации, включая эзотерические практики обратной медитации и йоги бардо. В нашей беседе с Эндрю мы говорим о том, почему майндфулнес недостаточно, чтобы помочь нам справляться с вызовами современного мира, почему медитация — это самое естественное, что мы можем делать, как нам научиться развивать нашу медитацию, разрушая ее, и о важности «пробуждения вниз» в запутанность нашей воплощенной жизни. Итак, вот моя беседа с Эндрю Холечеком.

Джеймс Шахин: Я здесь с учителем медитации и давним автором Tricycle Эндрю Холечеком. Привет, Эндрю, рад быть с вами.

Эндрю Холечек: Привет, Джеймс, приятно провести с вами время. Спасибо за эту возможность.

Джеймс Шахин: Итак, Эндрю, мы собрались здесь, чтобы поговорить о вашей новой книге «Я осознан, и что теперь? Двигаясь за пределы майндфулнес навстречу современному миру». Для начала расскажите нам немного о книге и о том, что вдохновило вас на ее написание?

Эндрю Холечек: Да, конечно. Я давно практикую медитацию. Когда я оглядываюсь назад на эти десятилетия, я даже сам немного пугаюсь того, как долго я практикую. И признавая, что практики майндфулнес прекрасны, и то, что революция осознанности — величайшее достижение, у этих практик есть свои ограничения. Как я резюмирую в книге, даже на пике своего развития майндфулнес оказывает седативный эффект. Это несколько экстремальное замечание: осознанность успокаивает, а не освобождает. В мире, охваченном огнем, успокоение — это хорошо. Расслабление — это хорошо. Но поскольку я занимался столь разнообразными практиками, включая традиционный тибетский буддийский трехлетний ретрит, мне посчастливилось познакомиться с огромным количеством медитаций, выходящих за пределы осознанности. Но сначала я бы хотел в общих чертах рассказать о том, что такое практика осознанности. По ней было проведено 17 000 исследований. Это просто удивительная область практик, которая сделала очень большой вклад, но есть еще столько всего. Существует так много практик, которые выходят за пределы майндфулнес-подхода, включая его в себя. И я хотел разместить практику осознанности в более широком контексте, показать людям, какое множество других способов исследования чудес сознания им доступно, поделиться богатством традиций мудрости и исследовать эту территорию.

Джеймс Шахин: Хорошо, вы упомянули трехлетний ретрит. Можете ли вы рассказать нам немного о том, как этот опыт открыл для вас многообразие переживаний и практик, выходящих за рамки базовой осознанности?

Эндрю Холечек: Да. Для меня это было большим событием, поистине самым трансформирующим и разделяющим на до и после всю мою жизнь. И да, в тот период мне представилась необыкновенная возможность поучиться в своеобразном университете медитации. Обычно, когда люди думают о медитации, они имеют в виду практику осознанности, но медитация — это многозначный термин. Всё это немного похоже на использование слова «спорт» или «виды спорта». Когда вы говорите «спорт», а существуют сотни видов спорта, какой из них вы имеете в виду? Так что люди склонны по умолчанию ассоциировать слово «медитация» с майндфулнес, что вполне оправданно. Но трехлетний ретрит для меня был просто невероятной возможностью в течение длительного времени изучить более чем 50–60 различных видов практик. Многие из них относятся не только к тому, что в буддийской традиции называется «колесницей причин» традиции сутры, но и к более возвышенной, смею сказать, тантрической традиции. И это был великий дар. Просто восторг! Только взгляните на все эти практики для сна, сновидений, смерти и так далее… Если есть состояние сознания, значит, есть и практика для него. И трехлетний ретрит был для меня просто необыкновенной возможностью по-настоящему впитать в себя многие из этих практик.

Джеймс Шахин: Кстати, вы говорите о двух подходах к медитации: тренировке и раскрытии. Можете ли вы сказать что-нибудь о том, чем они отличаются? Что это за два подхода?

Эндрю Холечек: Да, это важный вопрос. Спасибо, что затронули эту тему. Знаете, это немного перекликается с тем, о чем говорил Платон, с его идеей анамнезиса как пути припоминания. И вот как это связано с медитацией, Джеймс. Мы можем взглянуть на медитацию более конвенциональным, традиционным образом, как на обучение игре на фортепиано или игре в гольф: чем больше вы этим занимаетесь, тем лучше у вас получается. Вы приобретаете определенные навыки, совершенствуетесь и прогрессируете. Это очень привычный, рабочий взгляд на эту сферу. Я думаю, что он вполне обоснован. Более радикальный способ, в духе Платона, а также в духе традиций недвойственной мудрости, заключается в том, что в нас уже есть эти способности, связанные с медитацией. Просто они были погребены под наслоениями того, что называется привнесенными загрязнениями, всей этой пылью, всеми слоями омрачений и отвлечений.

И это замечательно и важно, потому что плод медитации, по моему опыту, действительно достигается благодаря полной открытости и расслабленности. А с точки зрения общепринятых стандартов, откуда тут взяться достижениям? Я пианист, и если я буду сидеть за своим фортепиано и ничего не делать, я ничего не добьюсь. Я не стану играть хорошо. Но если я буду сидеть и ничего не делать в медитации (а я считаю, что медитация — это искусство ничего не делать, но делать это хорошо, по крайней мере на некоторых уровнях), то тем самым я могу буквально обнаружить или раскрыть все эти естественные качества ума. И поэтому я думаю, что это важно для нас, особенно на Западе, из-за нашего менталитета, ориентированного на достижения: «Я могу достичь этого», «я могу сделать следующую практику». Этот нарратив о расслаблении, открытости и раскрытии действительно убедителен. Не помню, кто точно это сказал, но в недвойственных традициях есть замечательная фраза, в которой говорится, что на самом деле человек никогда не достигает просветления; он просто перестает заблуждаться.

Это очень важно, потому что суть пути на высших уровнях фактически состоит в отрицании и прекращении. Когда мы говорим о недвойственности, то используем категорию отрицания. Нирвана, прекращение — это термин отрицания. Ниродха, ниспрапанча — все эти термины являются терминами отрицания. Поэтому я думаю, что это очень полезно для нас на Западе, так как в противном случае мы впадаем в этот режим чрезмерных достижений и стремлений, в то время как на самом глубоком уровне, если мы просто откроемся и расслабимся, естественные сокровища внутри проявятся сами собой.

Джеймс Шахин: Говоря о стремлении, вы сказали, что медитация вовсе не является искусственно созданной. На самом деле это самое естественное, что мы можем делать. Мы ведь к этому приходим, верно я понимаю?

Эндрю Холечек: Безусловно, да. Это самое зеленое и органическое, что только можно обрести. Одна из причин, по которой для нас на Западе это сложно: западный человек — это скорее «человек делающий», нежели «человек бытийствующий», мы просто должны делать, делать и делать. Мы подрываемся среди ночи со своим бесконечным «надо сделать» — целой кипой дел для выполнения. Ну, а что говорят в даосской традиции? Это очень мощно: «Ничего не делая, ничего не оставишь недоделанным». Действительно — и я хочу подчеркнуть это — самые глубокие уровни практики приходят как следствие того, что индуисты называли путем анупайя — путем без пути, который заключается в открытости, расслаблении и обнаружении того, что спрятано прямо перед тобой.

Джеймс Шахин: Что ж, вы начинаете с майндфулнес, и это стало очень распространенным термином, для которого существует множество определений и вариантов понимания. Как вы определяете этот термин?

Эндрю Холечек: В начале книги я делаю подход к этой нелегкой задаче и привожу исчерпывающую этимологию, исследую, откуда этот термин взялся. Определений существует много, но, по сути, я думаю, большинство людей интуитивно хорошо чувствуют его значение. Это просто способность поддерживать однонаправленное сосредоточение ума на одном объекте, будь то дыхание, свеча, и далее по логике расширения — сам настоящий момент. Это выдающаяся практика, приводящая к исключительным уровням умиротворения. Но ближним врагом² этого умиротворения является седативный эффект. Это приводит к тому, что я называю пентхаусом сансары. Иными словами, к самым возвышенным измерениям внимательности, столь впечатляющим, как состояния джхан, и к тому, что называется ниродха-самапатти³. Я имею в виду эти тонкие, ясные состояния высокой концентрации ума, но всё еще находящиеся в сфере обусловленного, опутанного страданием, в сфере сансары.

И здесь я остановлюсь, потому что в книге подробно разбирается важность понимания этого слова [майндфулнес] и то, чем оно отличается от внимания, а также его роль как основы для всех медитаций за пределами осознанности, отмечая при этом его замечательные достоинства и вклад, но одновременно говоря, что есть что-то гораздо большее. Другими словами, это движение за пределы майндфулнес навстречу вызовам современного мира.

Джеймс Шахин: Итак, книга посвящена тому, что дальше, после осознанности, где «что дальше» — это более утонченные медитации. А почему майндфулнес недостаточно? Вы, кажется, объяснили, что дело в том, что это всё еще сансара. То есть мы еще пребываем в этих сансарических состояниях. Но каковы опасности того, чтобы пытаться извлечь майндфулнес из большего этического и религиозного контекста?

Эндрю Холечек: Да, это хороший вопрос. Насколько я могу судить по историческим данным, а я изучал труды многих ученых, и каждый из них утверждает, что Будда — и это важно учесть — не изобрел осознанность. Он унаследовал этот метод от развивающейся брахманической традиции. То, что он действительно, так сказать, изобрел — это випассана, медитация прозрения, и именно она привела его к просветлению. Так что я понимаю это так: во время обучения у жрецов-браминов и высоких адептов в развивающейся индуистской традиции, он понял, что этот метод — как говорится, почти в яблочко, великолепный и благородный, но недостаточный для просветления. Так что нам нужно рассматривать его в более широком контексте и признать, что практика осознанности не была так уж сильно нацелена на пользу для здоровья. Я сейчас не принижаю ее достоинств и невероятной пользы, которые были подтверждены наукой. Но сама практика осознанности выросла не на этой почве. Она возникла как форма того, что можно назвать громким словом сотериология. Она возникла как элемент духовной практики, как способ уменьшить и окончательно превзойти страдание. И мне видится важным это подчеркнуть, чтобы не заниматься выдергиванием этой практики из ее культурного, социального и религиозного контекста, что определенно служит плохую службу. Некоторые ученые называют такое упрощение «Макмайндфулнес» (McMindfulness), подчеркивая, что вычленение практики осознанности как одного инструмента из всего оркестра — это медвежья услуга. И интересно, что сама наука вынуждена в некотором роде делать подобное извлечение, поскольку необходимо исключить переменные и строить исследования на принципе воспроизводимости. Так что, приняв во внимание, что это часть научного подхода, нам также следует осознавать и ограничения такого метода.

Осознанность никогда не звучит соло, эта практика играет в оркестре. В своей книге я подчеркиваю, что можно в целях обучения отделять майндфулнес от випассаны, от сознавания, от аналитической медитации, от метты — от всего разнообразия техник, которые я упоминаю. Всё это можно разделять в педагогических целях. Но мы всегда должны помнить, что имеем дело с волнами вероятности. Мы имеем дело с измерениями сознания, которые постоянно взаимодействуют и перекрестно опыляются. Если это не учесть, мы получим поверхностное и чересчур упрощенное понимание процессов сознания. Они всегда работают в сочетании друг с другом, важно об этом помнить.

Джеймс Шахин: Итак, вы говорите, что плод практики осознанности — это медитативное поглощение, или самадхи, которое одновременно является и благословением, и проклятием. Что же такое медитативное поглощение, и какие опасности могут возникнуть, если застрять в этом состоянии?

Эндрю Холечек: О, это хороший вопрос. Медитативное поглощение, или самадхи, или состояние джханы — это полное однонаправленное сосредоточение практикующего. Сознание настолько сфокусировано, что становятся единым с объектом. По мере углубления этой концентрации ты всё сильнее и сильнее сливаешься с объектом. Классическое описание этого состояния, конечно, дано в традиционных текстах тхеравады. Эти состояния чрезвычайно приятны. Мне нравится смотреть на них как на ментальные или психодуховные лакомства — настоящие медитативные сладости. Они очень вкусные, такие сладкие, и на контрасте с прочим — это просто экстаз. Например, переживание полностью безмятежного ума в сравнении с быстрым потоком мыслей может быть столь драматически контрастным, что его можно перепутать с просветлением. Это просто восторг, мало что может превзойти этот опыт по утонченности и ясности. Но на самом деле, конечно, существует нечто более тонкое и ясное.

Что же происходит, если мы не учитываем превратностей этих состояний? Если использовать аналогию сладких состояний ума, ментальная конфетка может привести к загниванию истины, не так ли? Происходит то, что я называю «стать наркоманом состояний». Другими словами, ты привязываешься к этим приятным состояниям ума. В суфийской традиции говорят об этом как о золотой клетке. Мы также можем назвать это золотой цепью. Эти состояния настолько чудесны в сравнении с нашими замутненными состояниями, что нам хочется еще и еще.

Что ж, это не значит, что мы не можем устремляться к этим состояниям. Когда они проявляются, они указывают на глубинные измененные состояния и измерения опыта. Например, «Ух, я хочу еще больше». Но очень близкий враг желания — это что? Цепляние. И в то мгновение, когда ты за что-то ухватился, происходит что? Ты просто меняешь цепь из свинца на цепь из золота. Мой учитель медитации, один из моих главных наставников — Кхенпо Ринпоче — замечательно высказался на эту тему: «Питай свою медитацию, разрушая ее». Это очень интересное утверждение. И что он, конечно же, имел в виду — это не разрушение самой медитации, а отпускание цепляния и привязанности к ней.

Это особенно важно в среде нью-эйдж, где достижение особых состояний часто воспринимается как цель. На техническом научном языке говорится о преобразовании мимолетных состояний в устойчивые черты. Я очень люблю, как выразил это Хьюстон Смит: «Путь — это превращение вспышек озарения в неугасимый свет». Это действительно красиво. В общем, последний комментарий насчет этих состояний ума, а то все это уже попахивает диванной философией: первое, что вам нужно сделать — распознать их и знать, чем они являются. Есть классический список: блаженство, ясность и безмыслие — это классические состояния. Можно похлопать себя по плечу и сказать: «Ух ты, чудесно, поздравляю», но затем восстановить условия, с которых эти состояния начались. И что я тут имею в виду. Если вы заглянете за любой духовный опыт, то есть такой, на который вы можете прицепить ярлык медитативного или духовного, я обещаю вам, что за ним вы обнаружите некое качество открытости. А что происходит, если вы не остаетесь открытыми, если вы не воссоздаете условия, породившие эту открытость? Вы хватаете и цепляетесь. И тогда эти состояния могут стать проблематичными. В худшем случае люди начинают говорить о них, верить в них, хотят иметь такой же опыт. И вы глазом не успели моргнуть, как уже имеете дело с культом.

Вот поэтому так важно оберегать этот опыт, который рождается в тишине, позволять ему созревать в тишине, потому что в противном случае эти различного рода неподобающие отношения, связанные с ним, могут быть очень прилипчивыми. И здесь я говорю из глубоко личного опыта. Я проживал эти удивительно приятные состояния ума. Это было как «Вау, круче этого быть не может!» Так что всё, что я хотел, — это вернуться туда. Я ставил себе такие планки, создал сам себе некие шкалы, в которых впоследствии и увяз. Так что одна из причин для написания этой книги — это понять, что точно есть нечто большее. Так, что бы ни возникало, позволь этому приходить и уходить. Не подавляй и не потворствуй, и тогда твой путь созреет.

Джеймс Шахин: Вы только что процитировали своего учителя, Кхенпо Ринпоче, который говорил: «питай свою медитацию, разрушая ее», и мне кажется, что вы очень хорошо объяснили, что это значит. Я также хочу подчеркнуть, как важна роль учителя, поскольку, когда ты начинаешь привязываться к таким состояниям, учитель буквально пинками выгоняет тебя из них.

Эндрю Холечек: О, Джеймс, вы поднимаете ключевые вопросы. Это очень важно. Я не буду называть имен, но скажу, что есть так называемые западные мастера, которые, по их собственным словам, пережили настоящие, стопроцентно духовные опыты. Но эти их состояния неустойчивы и не могут быть названы настоящей реализацией. Это другая категория. И что они делают? Они обращаются к своему настоящему учителю. Учитель, в свою очередь, часто жестко корректирует их и старается вернуть в правильное русло. А некоторые из них, в свою очередь, отвергают учителя, заявляя, что он не понимает их опыт. Это очень важная часть — и я об этом пишу в книге — важность сообщества, важность учителя. Как сказал Фейнман, великий физик: мы — самые легковерные существа. Мы постоянно обманываем сами себя. И тут же на сцену выходит эго, так? Есть еще духовное избегание, есть еще духовный материализм. Эго цепляется за состояния: «Посмотрите на меня, я просветлен». И так невероятная возможность превращается в препятствие. Коротко скажу об этом. Я много пишу о том, как превращать препятствия в возможности, будь то боль, трудности, старость, болезнь или смерть. Этот процесс двунаправленный. Вы так же легко можете превратить возможность в препятствие. И это один из очень простых, самых распространенных и очень коварных примеров, как это происходит на духовном пути. Это та ловушка, о которой все должны знать.

Джеймс Шахин: Иногда медитацию описывают в терминах трансценденции, но тут есть интересный момент. Вы предполагаете, что медитация может также представлять собой субстенденцию (subscendence), которую описываете как «пробуждение вниз», в запутанность воплощенной жизни. Можете рассказать о силе субстенденции и пробуждении к мудрости нашего тела?

Эндрю Холечек: Мне очень нравятся ваши вопросы, они замечательные. Я, кстати, что-то вокруг этой темы освещал в одном из текстов для вас в Tricycle около года назад. И это связано с идеей, с которой я ношусь последние пару лет: идеей о двух больших проблемах духовного пути. Проблема номер один: использование слова «духовный». Почему это проблема? Потому что очень просто использовать слово духовный не просто как противопоставление материальному, а как нечто враждебное ему. И что вы таким образом делаете? Вы выжимаете духовное из материального, стараясь избавиться от материального и уйти в духовное. А это классическое духовное избегание. Вторая проблема духовного пути: использование слова «путь». За пределами этого контекста с ним всё прекрасно. Но путь — он ведь куда-то, так? Куда ты идешь? Поиск подразумевает отсутствие того, что ты ищешь. Так что на более тонких уровнях так называемого духовного пути само понятие пути становится контрпродуктивным, даже противопоказанным.

Понятие субстенденции или «пробуждения вниз» связано с высшими уровнями буддийской тантры и недвойственным шиваизмом, работами Абхинавагупты и других, тут есть невероятные параллели.  Это связано с тем, о чем мы говорили 15 минут назад. Согласно этим недвойственным традициям, вы уже обладаете всем, чего только можно пожелать. Не пытайтесь идти куда-то, это прямо здесь. Не пытайтесь получить опыт, отличный от того, что имеет место сейчас. Просто полностью, на сто процентов проживайте наличествующий опыт. Об этом же говорит дзогчен, или Великое совершенство. Ты обнаружишь, что всё уже прямо здесь. Еще один действительно радикальный учитель Трунгпа Ринпоче сформулировал это удивительным образом: «Абсолютное переживание двойственности — это переживание недвойственности». Это колоссальное утверждение. Это попросту означает: открой глаза — то, что ты ищешь, прячется на самом виду. Как говорят в высшей традиции махамудры, «это так очевидно, что ты не видишь, так просто, что ты не понимаешь, так легко, что ты не веришь».

Если мы понимаем, это возвращает нас к основной идее: как реализовать то, что у тебя уже есть? Никак. На самом деле попытка достичь этого мешает достижению. Так что же делать? Просто откройтесь, расслабьтесь. Вот оно. И что тогда происходит? Ум проваливается сам в себя. Субсцендирует. Погружается в природу своего бытия. И тогда, как сказал Т. С. Элиот, можно «прибыть туда, с чего ты начал, и увидеть это впервые». Я повторюсь, что считаю это очень важным, так как это освобождение от ненасытного западного стремления добиваться и приобретать, стремления к следующей практике и следующему достижению. Я не обесцениваю это. Я прошел трехлетний ретрит. И, в целом, это невероятно важно. Но под всем этим — и вы, Джеймс, хорошо знаете эту максиму — «самоосвобождение — это противоядие». Отпускай даже то, что обещает привести тебя к этим истинам. Сейчас я рассматриваю это с высоты птичьего полета, но такой взгляд важен, потому что воззрение нисходящей духовности влияет на все практики и общую траекторию «пути», по крайней мере, насколько мне удалось понять. И это всё упрощает: ничего не делай, просто делай это хорошо.

Джеймс Шахин: Забавно, вы в книге упоминаете терапевта, который сказал «Медитирующие — самые отчуждённые от тела люди, которых я знаю». Другими словами, вы говорите, что подключение к соматической мудрости — это еще один способ продвинуться за пределы майндфулнес. Но как это возможно? В смысле, это забавно, и мы все там были — но всё же, почему медитирующие попадают в эту ловушку отчуждения от тела?

Эндрю Холечек: Что ж, замечали ли вы, Джеймс, что ваше тело болеет, стареет, разрушается и умирает? Как это может быть духовным? Как это может быть медитативным? Большинство из нас на Западе принадлежит к авраамическим традициям, теистическим и как бы направляющим вверх и вовне. Так что для нас — и я об этом пишу в книге — важна практика «обратной медитации». Это стратегия возврата, полного, абсолютного воплощения. Особенно когда мы стареем и тело начинает разрушаться. А у нас есть надежды, чувства, идеи о том, что представляют собой освобождение и духовность, и многие считают, что они не могут включать пребывание в боли и разрушении тела. Но, конечно, они могут. Необходимо как можно более глубоко погрузиться в тело, чтобы действительно увидеть, из чего оно сделано и осознать, что тело, с которым мы себя отождествляем, — лишь одно измерение всех тел, которые находятся в нас. Не знаю, насколько глубоко в эту тему мы сейчас хотим зайти, но кратко это звучит так. В целом понятно?

Джеймс Шахин: Да, абсолютно. Эта идея о желании убраться из тела, которое стареет, разрушается и умирает, была для меня очень полезна. Однажды, еще до того, как я занялся буддийской практикой, у меня ужасно болел зуб, и кто-то сказал мне «будь с этой болью», и я чуть не ударил этого человека. Но у вас есть вопрос, который меня заинтересовал: «Что я прямо сейчас чувствую, чего я просто не хочу чувствовать?»

Эндрю Холечек: О, да, это отличный вопрос. Это «антижалобная медитация». И если вернуться к одному из мастеров коротких и емких выражений, Чогьяму Трунгпе Ринпоче, он как-то высказал мысль, которая хорошо подходит ко всей этой теме: «Пути наружу не существует. Магия в том, чтобы найти путь внутрь». Это было для меня колоссальным открытием. Очень коротко расскажу об этом.  Нам постоянно нужно помнить об этих состояниях воплощенности или отчужденности от тела. И чтобы это подчеркнуть в своей книге, я добавил к пятнадцати основным практикам нечто вроде небольших медитативных закусок — коротких экстренных медитаций, которые можно делать непродолжительными сессиями с частым повторением. Антижалобная медитация — одна из моих любимых.

Ее идея такова: всякий раз, когда вы чувствуете позыв к нытью — а поводов для этого хватает, — перед тем, как выразить недовольство, остановитесь на секунду, разверните внимание внутрь (а это подвид аналитической медитации) и проведите маленькое исследование, спросив себя: «Что я сейчас чувствую?» Повторюсь, это соматическое приглашение, пробуждение вниз. Что я сейчас чувствую, чего не хочу чувствовать? И вы погружаетесь в это ощущение и такие: «Ого, вот это да, действительно». Я приглашаю людей смотреть на свое переживание с намерением найти открытость. Под каждым переживанием, которое мы связываем с духовностью, в каждом моменте лишения, неудовлетворенности, чего угодно, приводящего к жалобам, вы найдете сжатие той или иной степени. Я приглашаю войти в это переживание и осознать: «Ого, оно снова тут. Снова оно. Снова здесь».

И что вы тогда делаете? Практика заключается в том, чтобы оставаться с этим, быть с этим. Пребывание с этим переживанием начинает его трансформировать. Далее, используя максиму, «абсолютное переживание двойственности — это переживание недвойственности», идите глубже, входите в это сжатие на 100%. Оставайтесь в теле, потому что каждый раз, сжимаясь, мы создаем нечто вроде выхода из тела. Как говорил Джеймс Джойс про одного из своих героев: «Мистер Даффи жил на небольшом расстоянии от своего тела». Что ж, мы проживаем свои жизни как внетелесный опыт. Почему? Потому что соматический опыт грязный, он запутанный, он скучный, он невеселый. Так что вот эта антижалобная медитация — это обратная медитация. Разверните линзу ума и сердца обратно внутрь. Оставайтесь с тем, что чувствуете. Повторюсь, это гениальность осознанности, мы ее не обесцениваем. Оставайтесь с этим, осознавайте это. А затем погружайтесь в это полностью.

И тогда, угадайте что? Сжатие начнет самоосвобождаться. Оно откроется. Вы фактически обнаружите открытость внутри закрытости. Это колоссально, потому что это возвращает нас к тому, что мы обсуждали ранее, важность чего невозможно переоценить: чтобы быть свободными, не нужно иметь какого-то особого опыта. Точка. Просто нужно со стопроцентной внимательностью относиться ко всему, что вы проживаете: и к хорошему, и к плохому, и к ужасному. Это и есть духовный опыт. И это открывает потрясающие возможности. Вроде: «Постойте-ка, у меня это уже есть. Всё здесь, прямо сейчас». Если я нахожусь в пучине боли и отношусь к этой пучине боли — физической или психологической — должным образом, то освобождение присутствует прямо здесь, прямо сейчас. Так что я думаю, это фантастически расширяющий возможности и прорывной набор учений для наших дней и времен.

Джеймс Шахин: Вы несколько раз упоминали сжатие. По мере того как мы становимся опытнее в медитации, мы можем начать практиковать открытое сознавание, или шаматху без опоры (шаматха — это безмятежность и устойчивый покой). Что такое открытое сознавание и как оно помогает нам раскрывать и в конечном счете отпускать сжатие?

Эндрю Холечек: Да, это важно! Спасибо за вопросы, Джеймс! Не в бровь, а в глаз. Это гениальная медитация! Одна из практик, венчающих практики за пределами осознанности, которые строятся на методах осознанности, но превосходят их. Эта практика, как ты упомянул, называется безобъектное сознавание, безобъектная шаматха, шаматха без опоры. У нее есть несколько названий. Вот один из способов ее объяснить. Это приглашение создать некую контрастную среду или фон, который позволяет нам распознать, насколько мы на самом деле сжаты. Давай я чуть больше раскрою этот момент и зачем это делать.

Мы не осознаём, насколько сильно мы сжаты. Мы не понимаем, что ощущение «я» — это тоже своего рода сжатие, пока мы не обнаружим это благодаря набору контрастных, отличающихся сред. И это то, что медитация сделала для меня за все эти годы. Очень многие из этих практик, не все, но многие, создают как бы некий фон, контрастную, отличающуюся среду, которая просто позволяет мне видеть и чувствовать то, что я до этого не видел и не чувствовал. Например, моя практика майндфулнес — приглашение затихнуть и пребывать полностью в теле — позволяет мне видеть, как часто мой ум блуждает и насколько я рассеян. Именно поэтому многие начинающие говорят: «О, медитация всё только усугубила. У меня раньше не было столько мыслей!» Да были они у тебя, просто ты их раньше не видел. Так что практика — это одновременно и диагностика, и лечение.

Открытое сознавание берет эту идею и усиливает ее. В общем, вы создаете в медитации такое пространство, которое располагает к открытости, к радикальному принятию, радикальной равностности относительно всего, что возникает. Вы фактически создаете контрастную среду, которая позволяет увидеть, насколько мы обычно сжаты, постоянно сжаты. Как мы любой опыт соотносим с собой и постоянно отвлекаемся. Это форма сжатия. И еще постоянно во что-то вцепляемся. Это тоже форма сжатия. Начиная использовать эту практику, ты уже не можешь просто сказать: «Божечки, я никогда не осознавал, насколько рассеян». Теперь это звучит как: «Ого, я и не знал раньше, что так сжат». И это суперважно, потому что ты никогда не решишь проблему, о существовании которой даже не подозреваешь. И таким образом за счет этой практики возникает открытость, так? Ум открывается, расслабляется, и по мере того, как ум расслабляется, вы действительно работаете в самом прямом смысле. Вы учитесь говорить «да» любому опыту. Это такое радикальное принятие и безусловная равностность.

Здесь я остановлюсь на минутку, потому что столько всего можно сказать, но есть одна цитата, которая всё это обосновывает, на мой взгляд. Это легендарное высказывание Кришнамурти. После 60 или 70 лет учительства его спросили: «В чем секрет вашего невозмутимого умиротворения»?  Он ответил потрясающе изящно: «Я не придаю значения тому, что происходит»⁴ (I don’t mind what happens). Вот эта способность принимать, вмещать содержания ума, содержание нашего жизненного опыта — она огромна. Потому что если хоть раз нам удалось это сделать, то у нас появляется возможность чего? Правильно — изменить наше отношение к опыту. Мы перестаём смотреть на опыт из него и начинаем смотреть на него. И это меняет всё, потому что смотреть из — это не быть в отношениях. Это обычная сансарическая конвенциональная повестка — жизнь в реактивности. Так что эта практика — фантастическая медитация за переделами осознанности, а также превосходная подготовительная практика к следующему этапу, к обратным медитациям.

Джеймс Шахин: Ну так вот, вы говорите, что открытое сознавание смешивает ум с пространством, и вы пишете, что именно нехватка пространства лежит в основе всех страданий. Что вы имеете в виду?

Эндрю Холечек: Что ж, повторюсь вновь: просто смотрите на свой опыт. Смотрите на те случаи, когда вы чувствуете легкость. И почти всегда в этом обнаружится качество открытости, качество принятия. Без этой стратегии мы начинаем сжиматься и отшатываться от переживания. Качество пространственности теряется. Ум становится переполненным и сжатым. Я готов поспорить, что мы страдаем прямо пропорционально этому. Но смотрите на свой опыт. Так что идея в том, чтобы смешивать ум с пространством. И этому здорово способствует использование дыхания как средства, буквально связывающего внутреннее и внешнее пространства.

В книге я представляю одну из моих любимых медитаций — сессию на один вдох-выдох, когда буквально во время одного цикла дыхания вы делаете «глоток пространства». Вот и всё. Просто попробуйте. В следующий раз, когда почувствуете себя немного сжатыми, слегка перегруженными, чуть ускоренными, малость реактивными, остановитесь на секунду и сделайте глоток пространства.  Сделав такую короткую медитацию на вдох-выдох, наблюдайте, что произойдет с вашим отношением к содержимому ума и содержимому опыта. Так вы создадите усиленное чувство перспективы и увеличите способность к принятию и восприимчивости.

В книге я также рассказываю о пяти ночных медитациях. Центральная из них — это, конечно, практика осознанных сновидений. Здесь имеется в виду архетипическая осознанность или ясность. Я хотел представить набор практик, о которых говорю в книге, и раскрыть их связь с этой темой. Используя эти термины, мы страдаем, когда теряем осознанность и ясность относительно содержания своего опыта, как происходит в неосознанном сновидении. Вот почему, когда нам снится кошмар, мы страдаем — потому что воспринимаем его как реальность, слишком в него вовлечены. Это то, что характеризует неосознанность, отсутствие ясности. Когда вы смешиваете ум с пространством — это как практика проскальзывания в ясность, переход в состояние осознанности внутри сновидения. Это возвращает вас, создает чувство дистанции, перспективы, расцепленности относительно содержимого ума. Это ясность. И в то же время, эй, содержимое всё еще тут. Ничего не исчезает. Но, повторю: отношение к этому радикально меняется. Всё становится намного просторнее и вместительнее, и из этого рождается ответственность вместо реактивности, рождаются доброта, любовь и сострадание, потому что вы становитесь более открытыми, чувствительными по отношению к другим, затронутыми другими. Так что да, это очень важный нарратив.

Джеймс Шахин: Эндрю, вы упомянули практики обратной медитации и ночной медитации. Итак, что же такое обратная медитация и как она переворачивает всё, что мы думали о медитации и о себе, как вы говорите, вверх дном и наизнанку.

Эндрю Холечек: Да, это здорово. Эту практику я освоил во время своего трехлетнего ретрита. Чтобы внести контекст: я не придумываю большинство этих практик. Некоторые из них — адаптации, культурные переводы, но я стараюсь отдать дань уважения традиции. Я, так сказать, не беру их с потолка. Эта практика происходит из традиции махамудры. Я познакомился с ней на втором году ретрита. Я был просто потрясен, когда меня познакомили с этими практиками. Они были невероятно емкими, и я подумал: «Боже мой, надо будет с этим много работать после выхода из ретрита». Ведь в прошлом я стоматолог-хирург, и я много работал с болью. Так что я очень заинтересовался тем, как можно экстраполировать некоторые инсайты из этих традиционных практик на все виды нежелательного опыта в жизни. И это прекрасно сочетается с тем, о чем мы говорили ранее: эти практики созданы для того, чтобы усилить вашу медитацию путем разрушения конвенциональных представлений о ней.

Медитация — не про хорошее самоощущение, если не считать базового благополучия. Медитация — про становление реальным. И этот процесс включает вещи, которые в общепринятом смысле не назовешь очень уж приятными. Потому это и называется обратными стратегиями — потому что вы делаете нечто противоположное тому, к чему нас обусловили.

Возьмем, к примеру, боль. Когда чувствуешь боль, хочется от нее уйти. Такая стратегия избегания нежелательного опыта буквально встроена в нашу ДНК. Это биологическая обусловленность. Но эти практики приглашают вас взять эти препятствия, этот нежелательный физический или эмоциональный опыт, и превратить их в возможности. По сути это — алхимия, если опираться на западные подходы, и тантра, если обратиться к восточным подходам. Мы берем то, что препятствовало или загромождало путь, и используем это для продвижения. Как и при открытом сознавании, ничто не может прервать эту практику, потому что прерывание становится практикой. Ничто не может отвлечь вас от практики, так как отвлечение становится практикой. Это очень важно.

Так что вы берете опыт, от которого раньше убегали, и меняете стратегию — идете прямо в него, и затем, используя аналитические медитации, о которых я говорю в книге, и четыре стадии обратной медитации, которую я подробно раскрываю, вы радикально деконструируете свое понимание боли и страдания.

Позвольте мне еще одно отступление. Я хочу предложить формулу, которую очень люблю. Посмотрите, будет ли она работать для вас. Это важнее, чем E=mc². Она звучит так: Ст=Б*Со — страдание равно боли, умноженной на сопротивление. Сопротивление — это сжатие. Давайте немного посчитаем. Что происходит, если отбросить сопротивление? Уходит эта штука, которую мы называем страданием. Страдание деконструируется до боли. Страдание — это не то же самое, что боль. Страдание — это неправильное отношение к боли. Отпуская сопротивление через такую практику, вы фактически позволяете страданию распасться обратно в боль. И даже сама боль, будь она эмоциональной или психологической, может быть ещё глубже деконструирована как то, что она есть на самом деле: не более чем сырой, интенсивный сенсорный опыт. Точка. Именно к этому мы добавляем ярлык «боль», а затем и все комментарии, которые превращают простую боль в сложное страдание.

Для меня это было очень важным открытием. Я использовал это в своей клинической практике. Я даже участвовал в научных исследованиях на эту тему. Эти обратные медитации очень помогли мне, когда я столкнулся с почечными коликами и раком предстательной железы пару лет назад. Всё это время они были на моей стороне, и это кардинально изменило всё, в том числе эмоциональную нагрузку. Так что я, пожалуй, остановлюсь здесь, Джеймс, потому что с этой темой я могу двинуться в десятках разных направлений. Но эта штука… я горю ею, потому что книга, которая вышла перед той, о которой мы говорим, как раз и была об обратной медитации. Так что для меня эта тема — действительно нечто особенное.

Джеймс Шахин: Хорошо, по поводу того, как быть настоящим. Мне нравится ваше высказывание «Обратные медитации соединяют рай и ад, смешивают грязь и божественное, и кардинально улучшают наше отношение к жизненным трудностям». Можете ли вы подробно рассказать о том, как выполнять обратную медитацию?

Эндрю Холечек: Есть четыре этапа, которые я сформулировал. Это не редактирование, но распаковывание того, что в традиционных текстах, как вы, возможно, знаете, может быть весьма забористым учением. То, что я назвал обратной медитацией, было сформулировано буквально в одном абзаце, очень сконцентрировано. Я, можно сказать, добавил немного воды, чтобы разбавить это описание и сделать его более пригодным для работы.

Итак, у меня тут четыре стадии, связанных прекрасной аббревиатурой, как вы увидите. Первая стадия — это этап наблюдения. Что это означает по сути? Давайте снова возьмем, например, физическую боль. Это может быть любой другой нежелательный опыт, это универсальная практика. Итак, предположим, вы испытываете боль. Этот шаг, по сути, является временным различением, но не диссоциацией, которая здесь наш ближний враг. Это как сделать шаг назад, чтобы получить слегка другую перспективу, новый взгляд.

Вы можете остановиться на любом из этих четырех шагов, Джеймс. Каждый шаг в отдельности уже может радикально изменить ваше отношение к нежелательному опыту. Вы дистанцируетесь, отступаете на шаг назад, смотрите на опыт. Это очень полезный начальный этап. Но если переборщить с ним, то вы просто отправите свое внимание бандеролью прочь от непосредственного опыта и вернетесь к привычным диссоциативным стратегиям. Так что второй этап — это разворот на 180 градусов. Вы начинаете просто быть с этим. Теперь вы подходите близко-близко к переживанию, располагаетесь прямо рядом с дискомфортом и начинаете вступать с ним в соматические отношения.

В общем, здесь снова звучит призыв к пробуждению вниз, к воплощенности, потому что теперь вам предстоит устанавливать более воплощенные соматические отношения со своим переживанием. Мне здесь приходит на ум такой образ (и я нахожу его удачным): два боксера на ринге. Если между ними пять или шесть футов, каждый может нанести мощный удар и выбить другого с ринга, не так ли? Но когда боксеры прижимаются вплотную к канатам, они находятся так близко друг относительно друга, что единственная доступная опция — лишь несколько тычков под ребра. Они не могут по-настоящему навредить друг другу из-за слишком близкого расположения. Второй этап — быть с этим, то есть начать устанавливать более воплощенные и соматические отношения с переживанием. Все четыре этапа направлены на изменение отношения. На третьем и четвертом этапах — эти отношения становятся действительно классными. Итак, сначала наблюдение, потом «быть с этим».

На третьем шаге вы начинаете исследовать переживание. Вы всматриваетесь в него. Здесь в игру вступает аналитическая медитация, она же випашьяна. Но исследование это скорее соматическое, нежели когнитивное. Другими словами, вы не занимаетесь психоанализом боли. Вы, по сути, обращаетесь к своему телу, используя набор вопросов. Например: «Что есть эта боль?» То есть, вам приходило раньше в голову уделить время знакомству с этим неизбежным спутником своей жизни? Вы можете задать традиционные вопросы вроде: «А какого она цвета? Откуда берется? Какая у нее текстура?» И так далее. Вы начинаете деконструировать ощущения. Вы начинаете разбирать боль на части, рассматривая ее очень-очень пристально. Последний вопрос, который плавно переводит к четвертому этапу, — это не «Что есть эта боль?», а «Кто ее переживает?»

Итак, вы перешли к четвертому этапу, сместившись от переживания к переживающему и, таким образом, начав двигаться к недвойственному отношению, которое и является кульминацией четвертого этапа. Четвертый этап — стадия объединения или соединения [в одно целое] (yoking). Идея в том, чтобы, следуя словам Чогьяма Трунгпы, которые мы ранее цитировали, делать прямо противоположное тому, что делается обычно: зайти в боль во всей ее полноте, насколько это возможно. И да, это так красиво. У Т. С. Элиота есть слова о музыке, которые я очень люблю: «Музыка, которую слышат так глубоко, что её вовсе не слышат». Вы становитесь музыкой, пока она длится. Так что это интенсивный курс, проводящий через последовательность весьма глубоких стадий. Он приводит к глубочайшему осознанию (но не верьте мне на слово, проверяйте сами!): вы становитесь единым целым с болью и больше нет никого, кому можно ее причинить. Есть только непосредственное ощущение, на которое мы навесили ярлык «боль».

Итак, акроним для этих этапов. O — observe it, обозревай. B — be with it, будь с этим.  E — examine it, исследуй. Y — yoke, соединяй. OBEY (дословно «подчинись»). Подчинись новому способу взаимодействия с нежелательным опытом. И то, что из этого возникает, прекрасно связано с практикой открытого сознавания: смешивая ум с пространством, вы делаете подготовительную практику, готовите поддерживающую и выдерживающую среду, плавильную печь.

Пространство неразрушимо. Внешнее пространство обладает удивительными свойствами. На одном уровне это самая мягкая вещь в мире; на другом — самая неразрушимая. Его нельзя разрезать. Его нельзя взорвать. Ему нельзя причинить вред. И так, смешивая свой ум с пространством через практику открытого сознавания и переходя от этого к практикам обратной медитации, вы развиваете своего рода износостойкую медитацию, износостойкий ум, который обладает этой способностью не через закостенелый подход «крутого парня», а благодаря неразрушимости самого пространства. Вы развиваете этот вид неразрушимой брони, которая позволяет вам справляться со всем, что возникает. И это удивительно, даже это — обратная стратегия, верно? Вы становитесь неразрушимыми, используя самую мягкую вещь в мире — пространство. Так что об этом можно сказать еще очень много, вы же видите, как я заряжен на эту тему. Я использую это постоянно.

Джеймс Шахин: Двигаясь дальше, вы говорите, что следующий набор практик, которые вы исследуете — это ночные медитации, которые раскрывают нам чудеса ночного ума. Что же это за ночные медитации?

Эндрю Холечек: Это, очевидно, моя огромная страсть. У меня есть несколько книг по этой теме. Сам термин — nocturnal meditation — это мое выражение, неологизм, который я создал. Это набор из пяти практик, которые, по сути, расширяют медитацию, в частности осознанность, до совершенно новых измерений бытия, открывая то, что я в шутку называю «межштатной торговлей». Обычно у нас есть состояние бодрствования, затем состояние сна и сновидений, и они как будто никогда не должны пересекаться. Но они могут полностью пересекаться. Они могут взаимно обогащать друг друга. Вы можете открыть этот межштатный обмен и движение между различными состояниями сознания, где они взаимно поддерживают и способствуют подъему друг друга. И, повторюсь, чтобы использовать весь потенциал нашей короткой жизни для медитации, нет ничего более эффективного, чем научиться медитировать во сне.

Итак, пять медитаций. Первая — лиминальное сновидение. Слово «лиминальный» буквально означает порог. Это относит нас к такому плазменному измерению ума, когда вы только-только коснулись головой подушки и еще не полностью погрузились в сон. Вы как бы ни здесь, ни там, дрейфуете где-то между. И вот вы становитесь внимательными к этому состоянию. Это просто прекрасный способ использовать осознанность. Вы направляете внимание в это измерение сна и устанавливаете то, что называется намерением наблюдать. Это качество намеренного наблюдения связано с состоянием свидетельствования, о котором мы говорили в первом этапе обратной медитации. И таким образом вы начинаете видеть что-то чертовски интересное. Вы видите, как ваш ум уходит оффлайн каждую ночь при засыпании и возвращается онлайн каждое утро. Я очень часто особенно выделяю эту практику, потому что ей мало учат. Я выделяю ее, потому что она относительно легкая и сама по себе является полноценной практикой, но она также подготавливает почву для остальных четырех практик, о которых я сейчас коротко расскажу.

Вы начинаете разбирать нарративную структуру переживания себя / отдельной самости. Иначе говоря, через лиминальное сновидение вы начинаете видеть то, что «я» в действительности является не более чем рассказом, который должен постоянно воспроизводиться для поддержания чувства отдельной самости. Этот рассказ распадается каждую ночь, когда вы засыпаете. А если не распадается, это называется бессонницей. Этот рассказ возобновляется каждое утро. Так что чувство «я» приходится заново конструировать и восстанавливать момент за моментом, и лиминальное сновидение показывает, как это происходит. Очень интересное измерение.

При определенном усердии это переходит в осознанное сновидение. Большинство людей знакомы с ним. Это прекрасное состояние сознания, когда вы видите сны, осознаете, что видите сон и сохраняете это состояние пробужденности во сне. Оно используется в основном для психологических целей. Я его так определяю для противопоставления йоге сновидений, которая идет следом. Это, по сути, психологическая практика, направленная на личное благополучие. Ее можно использовать для разных целей: физических, психологических, духовных.

Из этого вырастает третья практика — йога сновидений. Здесь практика становится более духовной, чем психологической. Направлена она больше на самотрансценденцию, нежели на самоактуализацию. Здесь мы используем свой ночной ум для подготовки к смерти, для глубокой духовной работы, открывающей серьезные возможности трансформации.

Каждая из этих пяти практик соответствует принципу «превзойти, но включить», о чем я говорил ранее. Иными словами, осознанное сновидение превосходит, но включает лиминальное сновидение, йога сновидений превосходит, но включает обе предыдущие. При определенном усердии вы можете перейти к четвертой практике. Это уже что-то вроде высшей школы. Я иногда называю эти пять практик настоящей «ночной школой».

Есть очень интересные данные от нейронаучного сообщества, включая заявление Мэтью Уокера, нейробиолога из Калифорнийского университета в Беркли, в отношении сохранения ясности сознания в состоянии сновидения. Он говорит, вполне вероятно, что осознанные сновидцы представляют собой следующий этап эволюции Homo sapiens. Это — весьма серьезное заявление. Возможно, это за пределами нашей компетенции, но есть весьма интересные нейроанатомические и нейробиологические данные, подтверждающие это смелое утверждение.

Итак, четвертая практика называется «йога сна», и она связана с тем, что называется йога-нидра. Хотите верьте, хотите нет, но речь здесь идет о сохранении ясности сознания в глубоком сне без сновидений. Это сейчас активно изучается. Научно еще не доказано, но ряд ученых, с которыми я знаком, работают над этими исследованиями.

И это вырастает в последний этап этой последовательности практик — йогу бардо. Тут мы используем измерения сна и сновидения, чтобы подготовиться ко сну в конце времени, то есть к смерти. Логика такова: йога сна работает с бесформенными измерениями ночного ума. Бесформенное означает бессмертное. И поэтому при наличии некоторого навыка в йоге сна вы можете переходить к йоге бардо, где эти выдающиеся практики помогают готовиться к концу жизни.

Джеймс Шахин: Ваша книга подробно рассказывает об этом. У нас также есть курс по сновидческой йоге с Эндрю. Если зайти на сайт tricycle.org/learn, можно увидеть, как это делается. Но в книге эти практики объяснены гораздо детальнее. Хотелось бы спросить про йогу бардо, о которой вы говорите как о кульминации или высшей точке этих практик, и которая, по вашим словам, является наилучшей подготовкой к смерти. Как йога бардо помогает нам подготовиться к умиранию?

Эндрю Холечек: Йога бардо — это еще один многозначный термин. Сначала я объясню его в более прикладном и экзотерическом ключе, а затем кратко коснусь эзотерического аспекта. Йога бардо делает вас чувствительными к маленьким смертям, которые постоянно происходят в жизни. Само слово «бардо» в тибетской традиции означает «промежуток», «переходный процесс». Считается, что в тибетской традиции это относится к промежутку между жизнями, если вы, конечно, в это верите. Но вам необязательно в это верить, чтобы осознать, что ваш каждодневный опыт и так содержит массу промежутков. Вы постоянно находитесь между двумя разными состояниями сознания. Вот так вы и познакомились с экзотерическими аспектами йоги бардо, и это напрямую связано с антижалобной медитацией, которую я рекомендовал.

Что ж, давайте теперь всё это соединим. В момент, когда возникает нежелательный опыт и вы вот-вот начнете ныть, — сделайте паузу. Вот и йога бардо. Прямо здесь. Пауза. И в этой паузе вы можете спросить себя вслух или внутренне: «Эй, погоди секунду. Мне действительно необходимо родиться в этом следующем состоянии сознания?», которое в данном случае будет состоянием нытья, жалоб и ворчания. Это что-то вроде контроля рождаемости. Я становлюсь чувствительным к квантованной природе, к этим промежуткам, которые постоянно случаются в моем опыте. Физики, ведущие речь о квантовой теории, скажут вам именно это. Это и есть квантовость. Нейроученые скажут, что восприятие более пикселизировано, мозаично. Весь проявленный мир в действительности именно таков — точечный, пикселированный.

Йога бардо применяется к этому измерению. И то, что это экзотерический аспект, не означает, что он не тонкий. Он восхитительно тонок. Это значит, что, если вы внимательно посмотрите на свой опыт, включающий вас и окружающий вас мир, вы увидите, что он очень пористый, он не такой плотный и реальный, как вы о нем думаете. Так что эта практика позволяет вам вроде как проветрить ваш непосредственный опыт, замечая все промежутки, разрывы или границы. И затем в глубоком соединении с этим вы начинаете видеть, как я говорил раньше, что вы всегда находитесь в процессе перерождения. Наша самость, «я» перерождается и воссоздается физически, биологически, психологически, момент за моментом. И вы начинаете осознавать, что завершение отношений — это бардо, завершение работы — это бардо, завершение чего угодно, завершение ночного сна — тоже разновидность бардо. Так что йога бардо напрямую связана с тем, что происходит каждую ночь, когда мы засыпаем, видим сны и затем просыпаемся каждое утро. По правде, эти процессы соответствуют трем бардо смерти.

В общем, это становится суперинтересным. Это начинает демонстрировать, как такого рода процессы, феноменология сознания, происходят на всех этих повторяющихся уровнях реальности и то, что мы фактически проживаем эти бардо между каждой мыслью, каждым днем, каждой жизнью. Здесь это становится очевидным. И еще скажу кратко, потому что это очень богатая тема, йога бардо достигает кульминации в тантрических традициях в форме практик темного ретрита. Я мало упоминал об этом в этой книге, хотя сейчас пишу на эту тему. Есть практика 49-дневного темного ретрита, когда вы идете в опыт интенсивной сенсорной депривации, подобный тому, что, как говорят, ожидает нас в конце жизни. Это уже проброс на действительно глубокий уровень. Я могу продолжить эту тему, если вы хотите, но это уже для другой книги.

Джеймс Шахин: Придется пригласить вас вернуться к этой теме в другой раз, поскольку у нас ограниченное время, а тема очень большая. Ранее вы говорили, что в тибетском буддизме смерть называют сном в конце или на излете времени. Можете рассказать подробнее о связи между сном и смертью?

Эндрю Холечек: Спасибо, что задали этот вопрос. Даже в греческой интеллектуальной теории, мысли и мифологии есть Гипнос и Танатос: Гипнос — бог сна, Танатос — бог смерти. Они не просто братья, они близнецы. Так что есть глубокая восточно-западная связь между малым сном и великим сном. И особое внимание имеет смысл здесь уделить сновидению, которое выступает шифром, тайным языком. По крайней мере, я так к этому отношусь. Слово «сновидение» — это кодовое слово для проявлений ума. По сути, это означает, что мы всегда находимся в сновидении.

Это то, что открыл Будда. Будда, Пробужденный, возможно, величайший осознанный сновидец, пробудился к пониманию того, что мы всегда в сновидении. Буддийская традиция очень тонко говорит о трех типах сновидений, и терминология здесь очень интересна. Первый тип — ночной сон, который называют двойным заблуждением или сном-примером. Интересно, что всё это значит: если есть двойное заблуждение, то что тогда просто заблуждение? И если есть сон-пример, что такое настоящий сон? Наш настоящий сон и настоящее заблуждение — вот это, наше с вами состояние бодрствования, которое является вторым типом сна. И это действительно интересно. Будду называют Пробужденным, так? От чего он пробудился? И во что он пробудился? Он пробудился от доминирования бодрствующего состояния, от господства бодрствования. Он проснулся от кошмара овеществления, от кошмара грубого, имеющего протяженность, обособленного и двойственного мира. Вот от чего он пробудился. К чему же он пробудился, что представляло собой его освобождение? К реальности сновидения, которая в буддийской терминологии описывается как пустотная по своей природе, недвойственная, одновременно мимолетная и постоянная. Такова природа реальности. Изучая двойное заблуждение в рамках ночных медитаций, вы переносите эти инсайты обратно в первичное заблуждение, используя эту метафору межштатной торговли, и таким образом озарения ночи перекрестно опыляются с дневными, привнося ясность в сознавание в дневное время.

И вот это действительно круто. Осознанные сновидения и йога сновидений работают двунаправленно: осознанное сновидение ведет к осознанной жизни. Ночной сон — пробуждаясь в нем, вы пробуждаетесь и от дневного сна. Но погодите! Если вы оформите заказ в течение 20 минут, будет еще лучше! Осознанное сновидение совершает двойной бросок — оно отсылает назад, чтобы пробудить сознательную жизнь, и вперед — чтобы подготовиться к осознанной смерти, ко сну на излете времени. И здесь переходит в йогу бардо.

Плоды этих практик — очень крутые. В общем, это означает, что мы переходим каскадом от одного сновидения в другое, как в матрешке. Поэтому, когда люди спрашивают: «Куда я отправлюсь, когда умру?», в этих терминах ответ будет: «Вы просто перемещаетесь от одного сновидения в следующее». Кстати, как в буддизме, так и в индуизме, считается, что в состоянии осознанного сновидения вы ближе к контакту с реальностью, чем в бодрствующем состоянии. Если вы присутствуете в глубоком сне без сновидений (про что Рамана Махарши говорил: «То, чего не существует в глубоком сне без сновидений — нереально»), то вы в самом истинном контакте с реальностью. Эти практики потрясающе эффективны для «триангуляции» — перемещения туда и обратно между разными состояниями сознания, чтобы вознести вас к предельному уровню ясности, где они равноценны.

Для ума Будды нет абсолютно никакой разницы между бодрствованием, сновидением, сном и смертью. Это высочайшая демократия сознания, великий «один вкус» на языке тантры, великая равностность, где все состояния сознания воспринимаются просто как состояния и относятся друг к другу на равных. Что ж, думаю, вы немного прикоснулись к пониманию, насколько глубоко это всё ведет. Это действительно круто.

Джеймс Шахин: Хорошо, Эндрю, давайте вернемся к началу. В введении к книге вы задаете вопрос: «В чем смысл медитативной практики? Самосовершенствоваться, чтобы сбежать от реальности? Чтобы следовать за своим блаженством в небесные сферы, пока остальной мир катится в тартарары?» Хотелось бы, чтобы вы ответили на этот вопрос. В чем смысл медитации, особенно когда кажется, что мир движется к катастрофе?

Эндрю Холечек: Это действительно отличный вопрос, очень важный. Это часть, про которую мы еще не говорили, но для книги она ключевая, — это важность сердца, важность работы с состраданием. Так что суть медитации, если суммировать, — это пробудиться и помочь другим пробудиться. Я пишу об этом в книге в главе, посвященной сердцу, практикам метты, бодхичитты, сострадания и любви. Это очень важно в наши дни, Джеймс. Я сейчас часто думаю в такой радикальной манере: если то, что я делаю в своих учениях и в своих текстах, не приносит пользы этому миру, то это не имеет значения. И я действительно имею это в виду. Если я просто сижу и излагаю эти вещи как говорящая голова, то в чем смысл?

Если такие формулировки вам не подходят, то можно обратиться к научной деятельности, там это называют трансляционными исследованиями. Это то, чего Далай-лама настойчиво требует от ученых проекта «Ум и жизнь»: ребята, выведите это из лабораторий и используйте для помощи миру. Это для меня трансляционная духовность, когда если ты не служишь другим, по крайней мере, с моей точки зрения, это бессмысленно. И особенно в наши дни, когда необходимо, как говорится, свистать всех наверх. Вы видите это так, Джеймс? Мир на изломе. Работая через эти медитации, мы можем прийти к пониманию своего ума. Путь медитации — это путь познания ума и сердца. На санскрите это одно и то же слово — «читта», ум и сердце. Познай свой ум и сердце. Именно здесь начинается настоящее чудо, истинное чудо естественного ума. И, познавая так глубоко свой ум и сердце, ты начинаешь познавать умы и сердца всех чувствующих существ. Это не мелочь. Это истинная основа сострадания — способность буквально страдать вместе с другими, чувствовать их боль, как свою собственную.

Это тот уровень открытости, который становится возможен благодаря практике открытого сознавания. Эта практика дает возможность уму и сердцу стать настолько открытыми. Когда вы смешиваете свой ум с пространством, вы на самом деле смешиваете ум с самой реальностью и всеми существами, которые ее населяют. И из этого рождаются все дары безмерной эмпатии и бесконечного сострадания, искусные средства, которые естественно возникают при контакте с другими. И тогда происходит вот что: плод этой практики в том, что вы становитесь представителем реальности, слугой мира, и действуете от имени реальности, потому что вы уже с нею так созвучны, так с ней едины, что это приводит к блистательному недвойственному осознанию, что мы на самом деле одно.

Я привожу простой пример, который меня глубоко трогает. Если закрыть правый глаз и посмотреть на мир левым, затем закрыть левый глаз и посмотреть только правым, изображение будет примерно одинаковым, но всё же немного разным. Теперь представьте, если бы у вас была голова с шестнадцатью миллиардами глаз — соответственно числу людей на этой планете. По сути, есть шестнадцать миллиардов перспектив на реальность. Под всем этим, если вы верите в недвойственные традиции, лежит радикальная квантовая природа единства человеческого состояния. Все великие мастера говорят это: на этом уровне мы едины.

Так что медитативное путешествие ведет нас к этому высшему единству, о чем я также упоминаю, когда пишу об обратных медитациях. И из этого высшего единства мы спонтанно, без усилий действуем во благо других. И я хочу уже остановиться, но Судзуки Роси говорил об этом так прекрасно: «Строго говоря, не существует просветленных существ, существует только просветленная активность». Так что плоды этих практик — это не то, что исходит из твоей рассудочной головы, плоды — это то, что ты делаешь со своей жизнью. И здесь снова проявляется вектор «пробуждения вниз», не так ли? Теперь всё полностью интегрировано. Ты это усвоил, переварил, метаболизировал. Ты живешь и дышишь учением. Учение в тебе, в твоей системе. Для меня настоящий плод именно в этом.

Джеймс Шахин: Эндрю Холечек, огромное спасибо, что пришли. Это было удовольствие.

Эндрю Холечек: Джеймс, как всегда, беседа с вами — такая благодать, и я очень ценю ваши вопросы.