Оригинал статьи Дэвида Коллинза на английском языке публиковался в журнале «The Side View». Перевод выполнил Сергей Гуленкин специально для журнала «Эрос и Космос». В оформлении материала использованы фрагменты работ Марка Ротко.
***
Это короткое произведение, «Письмо о способности к различению побуждений» (An Epistle of Discretion of Stirrings), было написано тем же анонимным автором среднеанглийского периода, который подарил нам классическое произведение западного мистицизма «Облако незнания». Как и «Облако незнания», «Письмо о способности к различению побуждений» было написано для человека, который попросил у автора совета относительно созерцательной практики. Слово «stirrings» в те времена означало «побуждения» или «склонности», а иногда и «призвания», а «discretion» (усмотрение, разборчивость, различение, благоразумие) имело то же основное значение, что и для нас сегодня, но в данном случае оно было связано с вопросом духовного различения. В «Письме о способности к различению побуждений» автор сосредоточен на одном вопросе: как созерцателю принимать решения в своей жизни.
Человек спрашивает совета, стоит ли ему заниматься некоторыми аскетическими практиками, которые обычно ассоциируются с созерцательной жизнью. Для этого он перечисляет ряд противопоставлений: обычная еда против поста, жизнь с другими людьми против жизни в уединении, говорение против молчания. Он рассказывает автору, что, с одной стороны, чувствует, что его сдерживает в духовной жизни вовлечённость в обычную деятельность в миру, но, с другой стороны, он не решается заняться аскетическими практиками, поскольку опасается, что его сочтут более святым, чем он есть на самом деле. Он не знает, как поступить, и надеется, что автор подскажет ему, что делать.
В своём ответе автор упоминает, что на самом деле не знает этого человека настолько хорошо, чтобы дать ему наиболее эффективные наставления, но затем говорит, что существует общий принцип, который можно практиковать в подобных ситуациях. В ключевых аспектах подход, который он предлагает, идентичен учениям, которые он давал в «Облаке незнания» о том, как практиковать созерцательное незнание. То, что он рекомендует, в итоге иллюстрирует существенную связь между практикой медитации и этической способностью различать.
Прежде чем предложить свой главный совет, автор сначала делает несколько общих замечаний. Например, он отмечает, что вопрос различения в аскетизме очень важен: прежде чем предложить решение дилеммы своего ученика, он фактически усиливает её, указывая на то, что на самом деле можно ошибиться. Когда аскетические практики выполняются самостоятельно, без достаточной ясности и руководства, они иногда могут стать неестественными и неуравновешенными. Автор также поднимает вопрос о том, насколько хорошо этот человек действительно знает себя.
В свете наставлений, которые готовится дать автор, это может послужить своей цели, посеяв некоторые сомнения в сознании читателя. Он говорит о том, что в таких вопросах важно не иметь ложного чувства уверенности. На самом деле, говорит он, только пройдя через некоторые жизненные невзгоды — взлёты и падения, — мы по-настоящему узнаём о себе важные вещи. И одна из вещей, которую мы можем осознать, заключается в том, что в те моменты, когда мы находим жизнь наиболее благословенной, мы, как правило, мало что сделали для того, чтобы этот опыт появился. Другими словами, автор предполагает, что в моменты наибольшей ценности и красоты жизни часто присутствует некая благодать.
Таким образом, автор подразумевает, что своего рода неуверенность или даже выраженное сомнение, наряду с открытостью к благодати и функционированию на уровне, отличном от нашего сознательного интеллектуального размышления, могут быть ключевыми элементами для настоящего умения различать. Такого рода неуверенность, которую рекомендует автор, в конечном счёте является своего рода смирением, а открытость к благодати, к которой он призывает, подобно фундаментальной честности.
Что касается конкретного вопроса, о котором спрашивал его читатель, а именно: какую из двух сторон ему выбрать в череде противоположностей, о которых шла речь — говорить или молчать, есть или поститься, жить с другими или жить одному, — то наставления автора сводятся к следующему: не выбирай ни то, ни другое. Это его совет, его ответ на дилемму своего ученика. Он говорит об этом так:
Просто говорить или просто молчать, просто есть или просто поститься, просто быть с другими или просто быть одному, я не думаю, что буду рекомендовать что-то из этого сейчас, потому что совершенствование себя не заключается в этих вещах. Но вот общее предложение, которое я бы дал тебе, чтобы справиться с таким выбором и другими, подобными ему, когда ты находишь две противоположности…
Я призываю тебя отпустить их обе, потому что это самое простое, что можно сделать, если ты хочешь быть смиренным. И отбрось все пытливые поиски своего ума, выясняющего, что из этого лучше. Вместо этого сделай вот что: положи одно на одну сторону, а другое — на другую, и выбери для себя нечто, скрытое между ними, что, когда ты получишь это, даст тебе возможность, в свободе духа, начать и закончить любую встречу с любой из этих возможностей так полно, как ты захочешь, без каких-либо промахов.
В «Облаке незнания» есть место, где автор сказал нечто очень похожее на это. Там он пишет, что, хотя другие советуют нам «идти внутрь» для того, чтобы практиковать созерцание, он предпочитает этого не делать. Также, по его словам, он не хочет предлагать нам выйти за пределы себя, или подняться над собой, или опуститься ниже, или отойти в сторону. Автор предугадывает, что реакция читателя будет такой: «Где же мне тогда быть? По твоему мнению, я должен быть нигде!» На это автор отвечает: «Теперь ты на самом деле выразился довольно удачно, потому что я хотел бы, чтобы ты был именно там».
Автор говорит так по одной простой причине. Он хочет помочь своему читателю изменить привычное отношение к собственному опыту. Он хочет, чтобы тот вышел из-под своего привычного взгляда на вещи. Автор хочет, чтобы тот отказался от привычек и предрассудков. Он хочет, чтобы вместо этого читатель вступил в некое смирение и радикальную честность, и таким образом пришёл к другому, чрезвычайно ценному способу знать и делать.
Автор понимает, что наши обыденные шаблоны мышления оказывают ограничивающий эффект на наш опыт. Он сравнивает это с лучником, сосредоточенным на цели, в которую он направляет стрелу. Пока наш ум занят привычными интеллектуальными размышлениями — пока у нас есть отдельный ментальный объект в качестве фокуса сознания и цели, — мы недоступны для других возможностей переживания и не помним о них. Мы озабочены, и, беспрекословно полагаясь на свою способность к сознательному мышлению, наш разум попадает в собственные сети. В итоге мы оказываемся предвзятыми, заранее обусловленными и ограниченными нашими неоспоримыми предположениями об уместности нашего собственного доминирующего функционирования. Таким образом, мы становимся ослеплёнными нашей типичной манерой видеть и захваченными тем, за что держится наш ум.
Когда наше внимание занято таким образом, мы, одним словом, «самонадеянны» (conceited). Во времена автора «Облака незнания» иметь «самомнение» означало обладать концепцией или придерживаться какого-то мнения. В одной из ранних частей «Письма о способности к различению побуждений» автор использует слово «conceit» именно в этом смысле, говоря на среднеанглийском: «I dare not lean to my conceit, affirming it as fast true», что означает: «Я не смею полагаться на своё мнение, утверждая его как абсолютно верное». И мы, с его точки зрения, тоже не должны.
Это фирменный знак этого автора — подчёркивать решающее значение «незнания» в духовных вопросах. Но то «незнание», о котором он говорит, — это не просто негативизм или фатализм. Скорее, это своего рода фундаментальное утверждение. Это средство к другому виду знания, «незнанию», которое, по мнению автора, имеет глубокую ценность. Для него раскрытие и позволение опыта незнания — это самое сердце созерцательной практики.
Когда мы практикуем созерцательное незнание, мы отпускаем все наши самодовольные концептуализации и приходим к покою в более фундаментальном переживании того, что мы живы. Незнание — это упражнение предельной простоты: оно предполагает отказ от мыслей, образов и ощущений и способность покоиться в слепом, обнажённом сознавании факта существования. И именно здесь, говорит нам автор, мы приходим к тому, что он называет «чувствованием Бога».
В среднеанглийском языке «чувствование» (feeling) могло означать «сознавание» (awareness) или «сознание» (consciousness). И для автора «Облака», как христианина, «чувствование Бога» было живым участием в том, что всегда уже есть, что всегда уже здесь — до того, как мы построим какие-либо интеллектуальные представления о природе божественного. Переживание, которое мы открываем в практике созерцания, — это нечто, что буквально слишком просто для слов.
Этому переживанию посвящена книга «Облако незнания». По сути, «Облако незнания» — это руководство по созерцательной практике, и оно было написано для человека, который уже жил в уединении и посвящал всё своё время медитативной практике и монашескому обучению. Но в «Письме о способности к различению побуждений», которое посвящено тому, как мы можем сделать правильный выбор в своей жизни, независимо от нашего внешнего образа жизни, автор делает то же самое предложение.
И в «Письме», и в «Облаке» автор говорит о том, что «чувствование Бога» должно быть истинной целью, истинным предназначением всех наших действий. Поэтому его совет таков: не выбирайте еду и не выбирайте пост — выбирайте Бога. Христианский автор «Облака» понимает, что, в то время как мы имеем бытие, Бог есть бытие, и он предполагает, что наша жизнь может быть наиболее полно ценима, когда мы отбросим самонадеянное мнение, что она на самом деле «наша». Все мы, по мнению автора «Облака», в конечном счёте являемся проявлениями божественного, и он понимает, что эту фактическую истину мы можем осознать на своём непосредственном опыте.
Когда у нас есть «чувствование Бога» в радикальном смирении и абсолютной честности созерцательного незнания, «вдали от фантазий [и любой] притворной глупости наших фантомов», — то есть на уровне, который далеко отстоит от любой концепции или надуманной идеи, — мы осознаём истинную любовь. И, по мнению автора «Облака», именно в этой любви мы должны делать всё, что делаем. Нет ничего более важного, нет ничего более прекрасного и нет ничего более простого. Автор предполагает, что в этой радикально простой любви и «единой мудрости» (oneing wisdom) мы будем знать, что делать:
Это Бог, для Которого ты должен молчать, если ты должен молчать, и для Которого ты должен говорить, если ты должен говорить… Потому что молчать — это не Бог, и говорить — это не Бог… как и две другие противоположности. Он скрыт между ними, и Его нельзя найти усилием ума, а только любовью сердца. Его нельзя познать умом. О Нём невозможно подумать, его невозможно заполучить или отследить с помощью понимания. Но Его можно любить и выбирать по истинной, любящей воле твоего сердца. Выбери Его, и ты будешь безмолвно говорить и говоряще молчать, вкушать постясь и поститься вкушая, и так далее.
У души есть два глаза — разум и любовь. С помощью разума мы можем проследить, насколько могущественен, мудр и добр Бог в своих творениях, но не в самом себе. Но когда разум не справляется, тогда любовь оживает и учится действовать; ведь с помощью любви мы можем найти Его, почувствовать Его и прикоснуться к Нему даже как он есть в Себе.
И в «Облаке», и в «Письме» — в одном случае это собрание инструкций по практике медитативного созерцания, а в другом — письмо о том, как применять различение в наших повседневных действиях, — автор даёт одни и те же основные наставления. Когда мы практикуем медитативное созерцание, мы приходим к тому, что вопрос о том, кто или что мы есть, оказывается менее важным, чем чудо того, что мы есть. И точно так же для этого автора, когда мы пытаемся найти наиболее подходящие действия для нашей повседневной жизни, решающим становится не то, что мы делаем, а то, как мы это делаем.
Духовная деятельность, которую рекомендует этот автор, — это, если воспользоваться словами Мишеля Фуко, «технология души». Это практика, основанная на опыте. В конечном счёте она противоположна любому виду заученного догматизма. Это открытые глаза, которые идут и смотрят. Это «другой вид знания», который в итоге включает в себя некую самоочевидную уверенность и любящую ясность. Это то, что автор называет чистой волей истинного сердца. И можно мимоходом упомянуть, что способ, которым автор «Облака» предлагает нам подходить к дилеммам выбора, имеет заметное сходство с дзэн-буддийской практикой работы с коанами. В обоих случаях очевидная личная дилемма «или-или», усиленная чувством экзистенциальной важности и неопределённости, разрешается в результате тщательного взаимодействия с тем, чем мы являемся по своей сути, и непроизвольного, «исполненного благодати» выражения. Практика, которую описывает автор «Облака», напоминает духовную практику квакеров, где деятельность созерцательного поклонения не отличается от процесса, используемого для решения деловых и этических вопросов.
Рассуждения автора «Облака» о созерцательной практике и духовном поиске одновременно трезвы и поэтичны. Например, он иногда использует аллитерации — среднеанглийский эквивалент стиха, как в «ever when reason defaileth, then list love live and learn for to play» («когда разум не справляется, тогда любовь оживает и учится действовать»). Это сочетание трезвости и художественной чувствительности — ключ к разгадке. В конце концов размышление и нравственный выбор должны осуществляться подобно решениям поэтического и художественного творчества, когда мы всем сердцем и всем существом решаем, что является наиболее подходящим способом пережить и выразить себя в красоте и цели.
Иногда встречается мнение, что созерцатели не интересуются или не замечают практических моральных проблем, с которыми сталкиваются люди, активно живущие в миру. Высказывания автора «Письма о способности к различению побуждений» свидетельствуют об обратном. Он понимает, что в любой ситуации, будь она активной или созерцательной, существует благоразумие, которое мы можем открыть в себе, поднося своё обнажённое, слепое существо божественной истине, — практика, которая раскрывает и воплощает переживаемую радость, животворящую любовь и естественно ощущаемую ясность в отношении того, что необходимо.