Общее понятие холизма

Предлагаем вниманию читателей перевод избранных глав из книги «Холизм и эволюция» (1926) Яна Смэтса — южноафриканского философа, политического деятеля, основоположника холизма. На наш взгляд, иметь эти главы на русском языке очень важно, особенно в контексте глубокого изучения интегральной теории. Начинаем знакомиться с идеями Яна Смэтса с пятой главы — «Общее понятие холизма». Перевод выполнила Александра Никулина специально для журнала «Эрос и Космос». В оформлении обложки использован фрагмент работы Хильмы аф Клинт «Группа IV, Десять крупнейших, № 3, Молодость», 1907.

От переводчика. «Холизм и эволюция» Яна Смэтса

«…в непрерывном и универсальном процессе порождения целого

реальность постепенно пробуждается,

выстраивая из бедного, пустого, никчемного вещества невзрачных начальных этапов

духовный мир, превосходящий самые смелые мечты».

Ян Смэтс. Холизм и эволюция

Для европейца раннего Нового времени реальность разделена надвое. Есть объект и субъект: с одной стороны, реальность является нам. С другой — она есть сама по себе. Эти две стороны связывал между собой, в сущности, только Бог — до революции, совершенной Кантом. Он обнаружил внутреннюю и необходимую связь между познающим и познаваемым. Еще радикальнее мыслит Гегель: он говорит о тождестве субъекта и субстанции. Различие между двумя сферами реальности становится относительным — и ставится под вопрос.

Но в естественных науках вплоть до XX в. господствует механицизм: картина мира, в которой реальным считается движение частиц в бесконечном пространстве. Сознание и мышление оказываются причудливыми порождениями бездушной Вселенной, в своей сущности неразумной. Однако ньютоновский мир дает брешь с появлением квантовой механики и теории относительности: первая показывает, что природа реальности — вероятностна и предполагает наблюдателя; вторая — что не существует единой точки отсчета, которая позволяет описать реальность «объективно», «как она есть».

Теперь связь субъекта и объекта — проблема и вызов уже для науки. Именно в это переломное время Ян Смэтс, южноафриканский философ (а также политический деятель), формулирует свою концепцию холизма. Суть ее проста и элегантна: мы всегда познаем нечто целое — физические системы, живых существ, общества, личность. Да, всякое целое имеет компоненты и части: скажем, у животного есть органы, у звезды — слои с разным химическим составом. Но если не будет целого, не будет частей — ни в нашем опыте, ни в реальности. В этом смысле целое предшествует частям. А значит, материя и сознание — разные проявления универсального принципа, который порождает многообразие целостностей: звезды, галактики, живых существ, общества, формы духовности и культуры.

Смэтс симпатизирует Уайтхеду и Бергсону. Реальность для него — не сущность, а процесс, при этом процесс, раскрывающий все новые грани на каждом этапе своего развития. Целое не только процессуально, но и исторично: поэтому принцип холизма не сковывает реальность — напротив, позволяет ей непрерывно раскрываться во всё новых и новых формах. Структура реальности развивается: одной из высших форм целого на сегодняшний день Смэтс считает личность, но признает, что всё может измениться.

С одной стороны, холизм развивает концепции прошлого, где ведущую роль играли разного рода целостности: среди них идеи Аристотеля, Лейбница, Канта и многих других. Но, что важнее, Смэтс предвосхищает идеи кибернетики, теории систем, теории сложности и синергетики — наук, которые стремятся понять, как организованы любые целостности.

Какая позиция противостоит холизму? Прежде всего, редукционизм — попытка сведения (редукции) сложно и тонко устроенной реальности к одному началу или организующему фактору. В этом смысле холизм парадоксален: ведь он тоже предполагает единый принцип реальности, однако не ограничивает ее — сводя простое к сложному — а, напротив, взращивает сложность и разнообразие. Это такое единство, которое углубляет разнообразие и сложность, а не подавляет их.

Впрочем, этот парадокс легко разрешить, если вспомнить, что целое есть процесс: это значит, что принцип холизма — незавершен и открыт. Интуитивно мы знаем, какие явления целостны, а какие нет, но не можем знать, какой будет новая целостность, которая вспыхнет, как звезда, и увенчает собой ряд медленных изменений.

Здесь мы сталкиваемся со странностью: разве незавершенное целое — не оксюморон? Разве целостность не означает завершенность, полноту? Найти ответ на этот вопрос я предлагаю в главах из книги Смэтса.

Александра Никулина, философ, переводчик

***

В этой главе мы подходим к центральной проблеме нашего исследования. В прошлых главах мы увидели, что понятие материи сближается с понятием жизни; увидели, что понятие жизни в клетке, в организме и общем процессе Эволюции тяготеет к понятию разума. Мы увидели, что эти три фундаментальных понятия, поначалу казавшиеся совсем непохожими и далекими, в реальных структурах и эволюции Вселенной сближаются друг с другом и перетекают друг в друга. Теперь можно спросить, нет ли во Вселенной более фундаментального явления, формами и фазами развития которого выступают эти понятия, явления, из которого они кристаллизуются на каждом последующем этапе его проявления. И если такой более фундаментальный принцип существует, можно ли выразить его в отдельном понятии, и объяснит ли он конкретность нашей Вселенной? Такова проблема, стоящая перед нами, и мы приступим к ее рассмотрению в этой главе.

На протяжении всей истории человеческой мысли в объяснении Вселенной существовали два крайних исходных пункта, два противоположных подхода или позиции, из которых Вселенную объясняли и представляли. Согласно первой, вcё так или иначе дано изначально; согласно другой, предполагается, что изначально есть некий минимум, и Вселенная является поэтапным творением, или эволюционным процессом, исходящим из этой минимальной начальной точки. Согласно первой позиции, неважно, было ли первоначальное творение полностью завершенным или завершена была лишь его логическая или метафизическая схема, в которой было заложено содержание. В любом случае в последующей истории мира не может появиться ничего нового. Если первоначальное творение завершено и абсолютно, то все последующие события и изменения могут состоять лишь в перестановке и перетасовке исходных сочетаний: как материальные элементы, так и их принципы и формы упорядочивания присутствуют в этом творении как исходные данные и определяют все последующие события и формы организации. Если, опять же, считается, что метафизическая схема, или структура, Вселенной уже задана, то ее эволюция — просто логическое развитие в согласии с этой схемой; другими словами, при логическом развертывании этой схемы, мы получим материальную Вселенную. Развитие Идеи у Гегеля — не что иное, как такая попытка произвести логическое развертывание Вселенной. В обоих случаях объяснение Вселенной находится в прошлом, в начале: это начало всем управляет и всё предопределяет. Прошлое — действующая причина для будущего, и никакое новое творение, ничто принципиально новое в будущем возникнуть не может. Вся полнота реальности уже имелась изначально и сохраняется, попутно меняя свои формы и обличья, но не привнося ничего нового в первоначальное течение. Из мироздания исчезает всякая реальная новизна и активность, настоящая свобода. Мировой процесс становится в лучшем случае раскрытием, развертыванием того, что дано неявно, а не творческим возникновением новых форм. Этот взгляд преобладал в западной науке и философии с момента ее зарождения в XVI и XVII вв. вплоть до недавнего времени. В физике он органично согласуется с классическими законами сохранения, которые исключают возникновение и уничтожение энергии, массы или импульса. И поскольку в науке и философии преобладали механистические идеи, любые изменения стали означать лишь механические перестановки, ничего существенно не добавляющие к совокупной реальности и ничего не вычитающие из нее. Те же мыслители, которые (подобно Лейбницу) не принимали эту формулу механицизма, по причине своих богословских взглядов и идей преформизма¹ считали реальность уже завершенной в прошлом и отводили будущему лишь подчиненную роль — начала развертывающего, развивающего, выражающего то, что содержалось в прошлом виртуально. Поэтому, когда они говорят о «развитии» и «эволюции», эти термины следует понимать в очень узком смысле. Если эти мыслители верили в динамизм и развитие Вселенной, то лишь утверждали, что Вселенная поэтапно раскрывает то, что уже неявно содержалось в прошлом. Понимание Эволюции как творчества, как реального процесса творения, который еще продолжается во Вселенной, а не завершился в прошлом, понимание суммы реальности как непрерывно растущей в ходе эволюции, а не постоянной, — открытие нашего времени, и, возможно, одно из самых значительных открытий во всей человеческой мысли. Предшествующий статичный взгляд на реальность, предполагающий наличие устойчивых элементов и видов, не только исчез, а новое динамическое понимание Эволюции не просто его отрицает, оно идет гораздо дальше. Эволюция — не просто процесс изменения, пересборки старого в новые формы; она творит, ее новые формы возникают не из старых материалов; она создает как новые материалы, так и формы, синтезируя новые материалы со старыми. Творческая способность материи, как мы видели, ограничена аспектом структуры и может лишь перерабатывать уже существующие материальные единицы в новые структуры: в этом смысле материя наделена лишь ограниченной, хотя и реальной творческой способностью. Переходя к организмам, мы замечаем в Эволюции гораздо более развитую творческую способность. Как я покажу в VIII главе, новые качества или признаки, дающие начало новым разновидностям или видам, действительно новы в том смысле, что их раньше не было — они не сводятся к перетасовке уже имеющихся признаков. Создаются новые признаки, и на их основе возникают новые устойчивые разновидности или конкретные формы. Еще более творческим является разум как в его интеллектуальном, так и в этическом аспекте; мысль имеет творческий характер во всех своих проявлениях — от простейших ощущений до сложнейших суждений; этический же, или практический, рассудок в прямом смысле создает ценности, моральные, духовные и религиозные. Отсюда вытекает понимание Эволюции как творчества нового, эпигенеза², а не просто развертывания, как проявления новизны и активности, открытия новых путей и возможностей новых решений в ходе поступательного движения, как создания свободы для будущего и подлинного освобождения от прошлого с его устойчивыми определенностями.

Сегодня ученые и философы в общем и целом соглашаются с таким пониманием творческой Эволюции, и консенсус между ними по такому краеугольному вопросу — многообещающий задел на будущее, он может сделать сотрудничество науки и философии куда более плодотворным, чем в предшествующие несколько столетий. Позвольте мне указать на одно важное направление, где такое сотрудничество необходимо.

В своей реальной деятельности философы исследуют общие принципы, тогда как ученые, если не считать чистой и прикладной математики, в основном изучают конкретные вещи, тела, организмы и подобные явления. Ученые всё больше углубляются в детали, скрупулёзно исследуя факты и тяготея ко всё большей специализации, в поисках ключа к нерешенным проблемам. Они как никогда сосредоточены на исследовании проблем структуры, строения материи и физической Вселенной, устройства клеток и организмов как объяснительных систем жизни, строения нервной системы и мозга, стремясь понять, как протекает Эволюция на ее высших ступенях. Пока наука углубляется в детали структур, философия еще исследует общие взгляды, принципы, тенденции и концепции. В попытке отграничить собственную область от конкретных областей, где правит наука, философия всё больше ограничивается критическим рассмотрением высших понятий и принципов, и тем самым рискует не стать ближе к науке, а отдалиться от нее. Такое расхождение между ними имеет крайне плачевные последствия. Для науки, отошедшей от позиций и принципов, исследуемых философией, структура сводится к механизму. Для философии, отошедшей от реальных фактов структуры, изучаемых наукой, общие принципы все еще оторваны от реальности и никогда не порождают конкретного чувственного мира, который она призвана объяснить и понять. Однако реальный мир — не просто принцип, или структура, не развоплощенная душа, не бездушный механизм. Творческая Эволюция, которую признают и ученые, и философы, действует как общий принцип или тенденция в конкретных формах и через них. Поэтому Эволюция — взаимопроникновение структуры и принципа, которые реагируют друг на друга и оживляют друг друга. Эволюции в равной мере присущи индивидуация и универсальность. Универсальное осуществляется не в пустом самосозерцании, не вне реальности, но в отдельных телах, конкретных вещах и фактах и через них. Храм Духа — это структура материи; универсальное пребывает в конкретном; оба реальны и истинны только в единстве. Кажется, что это трюизм и банальность. Но это крайне важная мысль, ибо она означает, что углубление по отдельности в науку и философию не приведет нас к цели. Их пути должны соединиться. Нужно выработать такие понятия, которые будут включать в себя как научный, так и философский материал и позиции. Путь реальности — не абстрактные общие принципы и не пустыня подробностей; и если мы хотим понять Эволюцию, нужно выработать понятия, адекватные ее реальному процессу, понятия, представляющие ее реальные свойства, — конкретность и универсальность. Другими словами, нужно выработать концептуальную модель, которая будет максимально точно воспроизводить реальный процесс космической Эволюции, при этом, прежде всего, нужно позаботиться, чтобы наше объяснение процесса Природы как можно точнее отражало реальные наблюдаемые факты. Одни лишь абстрактные принципы не могут дать нам понимания конкретной деятельности Эволюции. Одни лишь структуры, опять же, не могут достичь общности такого универсального процесса, как Эволюция. Простой структуры недостаточно, ведь она упускает из виду реальность родового, универсального. Недостаточно и общих принципов или тенденций, ведь они лишены конкретности, как природная реальность. Эти две идеи нужно соединить в новое понятие. И может статься, что новое понятие — на самом деле не соединение предыдущих, а изначальное единство, от которого их отделили, и этот синтез производит не только понятие, а по сути обнаруживает действенный причинный принцип, имеющий фундаментальный смысл.

Возьмем в качестве примера систему Бергсона, чтобы показать, как философы работают с общими принципами или тенденциями, не способными порождать конкретику и, следовательно, объяснять конкретную природу реальности. Мы могли бы с тем же успехом взять любую другую систему, но Бергсон примечателен тем, что стал самым влиятельным и талантливым выразителем современной философии Эволюции, и потому, обращаясь к его сочинениям, мы сможем не отступать от нашей собственной темы. Бергсон утверждает, что Длительность — предельный и всеохватный принцип, способный тем самым как порождать, так и объяснять реальность. Он приходит к понятию Длительности, погружаясь в субъективный опыт, доходя до точки, где мы глубже всего ощущаем причастность своей жизни. Он отделяет от этого опыта все изменчивые элементы и различные свойства; устраняет все субъективные и объективные элементы опыта, и остается чистый поток, протекание внутренней жизни. Это и есть Длительность; такой однородный поток, протекание, Бергсон считает творческим принципом Вселенной. Он лежит в основе всего и порождает нашу идею времени. Но время — не чистая Длительность, оно заражено Интеллектом, и уже не есть непрерывный длящийся процесс, а стало совокупностью единиц, точек, или небольших отрезков, на которые делится происходящее. Иными словами, время приобретает пространственный, аналитический и арифметический характер, поскольку отрывается от своей первоначальной чистой формы единообразного потока, процесса или Длительности. Творческая Длительность — корень не только времени, но и Эволюции, и источник всего многообразия форм и видов деятельности, которые мы видим во Вселенной. В «Творческой эволюции» Бергсон пытается показать, как этот фундаментальный принцип, который вначале представляет собой голый поток или протекание, конструирует конкретную Вселенную внутри и вокруг нас. Его выдающаяся заслуга состоит в том, что никто до него так хорошо не прояснил понятие Времени. Теория Эволюции наделила временной аспект Вселенной беспрецедентным значением, а Бергсон освободил понятие времени от искажений, в которых оно погрязло не только в среде эмпирического опыта, но и в контексте наших научных и философских идей. Но, хотя я открыто признаю огромные заслуги Бергсона, надо сказать, я не понимаю, как чистая Длительность у него порождает конкретную реальность. Такое порождение просто невозможно. Из голого, неразличенного, однородного единства нельзя получить множественность. Можно называть чистую Длительность творческой, но она ничего не создаст, пока не смешается с чем-то сущностно иным. И в самом деле, Бергсону пришлось призвать на помощь другой принцип, наделив его всеми теми качествами, от которых он так тщательно очищал Длительность. Речь идет об Интеллекте. Интеллект имеет практический характер, он различает, анализирует, избирателен и целенаправлен; это одновременно принцип и действующее орудие; он способен анализировать данный ему материал и выбирать то, что соответствует его целям. Он пространственен, преобразует чистую Длительность во вторичное Время. Время — не единственное порождение Интеллекта. Вступив в союз с чистой Длительностью, Интеллект порождает все формы жизни во Вселенной. Тела и вещи — просто способы нашего воздействия на материю. Практический Интеллект отбирает то, что нужно ему для действия, и игнорирует или просто не замечает остальное. Он выделяет те чувственные качества, которые привлекают его внимание, поскольку они приносят практическую  пользу или отвечают его целям. Поэтому формы тел и вещей — лишь следствие этого избирательного воздействия на материю³. Поэтому структура — творение интеллекта; фактически, доступная нам Вселенная в своих формах создана Интеллектом. Бергсон признает, что его результат безнадежно односторонен, и ему приходится обращаться к Инстинкту и Интуиции — близнецам, родившимся от этого союза, которые унаследовали, скорее, чистый и нежный характер матери-Длительности, — чтобы исправить ситуацию и не исказить реальность и истину во Вселенной до неузнаваемости. В самом деле, Интуиция и Инстинкт помогают смягчать и приглушать жесткие границы, которые проводит избирательный интеллект. Но даже они не в состоянии воспроизвести непрерывную кривую Длительности, лишь приближаясь к ней. Так я могу кратко изложить свое понимание сущности бергсонизма. С учетом моей текущей цели, я сделаю лишь два критических замечания. Во-первых, как уже отмечалось, принцип чистой Длительности не может ни породить, ни объяснить конкретную реальность, лишенную его чистоты. Во-вторых, структуру нельзя считать сугубо творением Интеллекта. Хотя я признаю практический, избирательно-инструментальный характер интеллекта, будет серьезной ошибкой считать его единственной причиной форм и структур воспринимаемых тел и вещей. В этом фундаментальном смысле Интеллект не является творческим началом. Понимать интеллект так же, как Кант понимал пространство и время, — как рамки или формы, навязываемые ab extra⁴ чувственной реальности деятельностью разума — будет извращением и психологии, и природы. Интеллект отбирает и упорядочивает, но не произвольным образом; он сам представляет собой лишь элемент более обширного, универсального порядка. Структура — порождение опыта, а опыт — взаимодействие субъективных и объективных факторов, такое тесное и нерасчленимое, что нельзя сказать, насколько итог обусловлен теми или иными факторами. В своих психологических истоках структура равно объективна и субъективна. Объяснение форм, структур, порядка Природы только через Интеллект, или субъективный фактор опыта, — серьезное заблуждение, это субъективный идеализм в его самой опасной форме. Из прошлых глав мы увидели, что структура или нечто вроде структуры присуще объективному порядку Природы так же, как и порядку жизни и разума.

Мне кажется, Бергсон ошибся, обедняя творческий принцип, сведя его к голой, пустой форме Длительности. Чтобы, сделав этот ложный шаг, вдохнуть жизнь в свое Творение, ему неизбежно пришлось совершить другую ошибку, наделить слишком большим весом относительно подчиненный фактор, Интеллект. Таким образом, роль Интеллекта, этого Макиавелли или Мефистофеля системы Бергсона, неоправданно и односторонне подчеркивается. Чтобы понять Природу, нужно действовать более скромно и чаще обращаться к обычному способу ее наблюдения.

Попробую пояснить свою мысль иначе. В нашем объяснении Природы я хотел бы быть как можно ближе, так сказать, к ее собственной перспективе. Чтобы понять Природу, нужно взять одну из ее собственных единиц, а не от абстрактную единицу, созданную нами. Мы должны, другими словами, найти некую часть Природы, которая содержала бы в себе в неразделимом единстве как элемент активности, принципа, так и элемент структуры, конкретности. Наше понятие должно отвечать такой части как отправной точке, а затем следует применять это понятие в качестве стандарта, соизмеряя с ним весь спектр Эволюции. Таким образом мы попробуем объяснить Природу, так сказать, исходя из нее самой и ее собственных стандартов, а не из выдуманных нами интеллектуальных абстракций.

Можно возразить, что, выбрав в качестве отправной точки такую небольшую часть, или единицу Природы, я уже изначально предполагаю все последующие выводы; что я беру некую часть того, что возникает в ходе Эволюции, чтобы объяснить ее саму⁵; и поэтому мое предприятие сомнительно; и что впоследствии я буду находить только то, что уже предполагалось изначально. Однако это не так. Критика была бы правомерной, будь Эволюция просто раскрытием, а не творчеством, и если бы моя единица природы через простое развертывание постепенно порождала бы всё остальное. Но мы убедились, что Эволюция носит творческий характер. Поэтому предположение об эволюционирующей единице — не то же, что предположение о будущих результатах эволюции. Дело в том, что эволюция этой гипотетической единицы вовсе не развертывает ее скрытое содержание, она творит новое, и поэтому в конечном счете значительно превосходит элементарную единицу, бывшую ее отправной точкой. Поэтому давайте сделаем так, как предлагаю я, и попробуем выработать такое понятие Природы и ее развития, которое не будет навязываться ей извне, а как можно точнее будет выражать эволюционирующие единицы, структуры и стандарты самой природы, насколько они доступны нам в опыте.

На этом этапе мы возвращаемся к сложному вопросу, который я поставил в начале этой главы. Мы пытаемся добраться до самых корней реальности и ставим вопрос, который будет нелегко разрешить. В сущности, он стал настоятельным в свете предыдущих глав.

В II и III главах мы выяснили, что физические свойства материи можно определить посредством геометрии, то есть в каком-то смысле умозрительно. Мы также обнаружили, что материя, вопреки распространенным представлениям, не является инертной, неподвижной и косной, и в действительности пластична, подвижна и изменчива в своих типах, что она в некотором смысле творит свои формы и значения.

Как нужно это понимать? Можем ли мы сказать, что в материи неявно присутствует жизнь или разум, а указанные черты — указание на то, что человеческий разум обращается к разуму самой природы, заточенному в материи? Неужели Наука в своих долгих поисках истины дошла до точки, где разум наконец-то обнаружил во внутренней природе вещей самого себя? Неужели спасатели наткнулись на пленников, томящихся в длинном темном туннеле Природы?

Замечу, что в IV главе мы обнаружили в организме и даже отдельной клетке идеально отлаженную систему сотрудничества, настолько сходную с социальной системой, и сложную систему управления, настолько сходную с системой разума, что перед нами снова встает вопрос о разумности на самом глобальном уровне — о разуме, скрытом в Природе. С одной стороны, мы видим, что жизнь вторгается в материальную сферу, с другой — что разум выходит далеко за свои границы в сферу, которую обычно отводят жизни. Можно ли сказать, что жизнь — скрытый разум, спящий, готовый пробудиться? Можно ли сказать, что в материи скрывается жизнь, а в жизни — разум?

Как ответить на эти вопросы, и как следует понимать материю, жизнь и разум, если мы хотим объяснить их? Можно ли сформировать понятие, которое вмещало бы в себя, как фазы своего творческого развития, все эти факты? Возможно ли выработать понятие такого принципа, который выступает то как физический, то как биологический и ментальный на разных этапах развития, другими словами, такой принцип, который проявляется в развивающихся формах материи, жизни и ума? Получится ли у нас прийти к фундаментальному понятию Эволюции, последовательными стадиями которой будут материя, жизнь и разум?

Такой вопрос естественно возникает по итогам нашего обсуждения. И ответ, который мы рискнем дать, должен не только учитывать фундаментальные принципы, но и то требование конкретности, которому, как мы сейчас убедились, обязательно должно отвечать решение, не желающее противоречить природе.

Последние две главы не только подняли этот вопрос, но и подготовили почву для моего будущего ответа. Из них мы узнали, что реальность не разрознена и не рассеяна; напротив, она тяготеет к единству, содержит в себе порядок и структуру. И материя, и жизнь в атоме и клетке состоят из структур-единиц, упорядоченное соединение которых порождает природные целостности, которые мы называем телами или организмами. Это свойство или черта «цельности», которую мы обнаружили в материи и жизни, имеет гораздо более широкое значение и указывает на основополагающую черту Вселенной — основополагающую, поскольку она, в сущности, универсальна, выступает как реальный действующий фактор, а в ходе Эволюции его оформляющее влияние ощущается всё глубже и шире. Здесь, чтобы описать это стремление Природы к целостности, этот фундаментальный фактор, стремящийся к созиданию или творению целостности во Вселенной, я ввожу термин Холизм (от ὅλος — «целое»). Первым делом попробуем сформировать общее представление о Холизме и «целостностях»; позднее я попробую точнее определить эти термины.

Все мы знаем, что называют целостностями в сфере жизни. Любой организм, растение и животное — целостность со своей конкретной внутренней организацией, способная ориентироваться в реальности и имеющая свой особый характер. Это касается как самого примитивного микроорганизма, так и самой высокоразвитой и сложной человеческой личности. Однако не все признают, что понятие целостности выходит далеко за пределы сферы жизни, что ее начала можно проследить уже в неорганическом порядке Природы и что в некотором смысле, за рамками привычной сферы биологии, оно применимо к объединениям людей, например, государствам и творениям человеческого духа во всех его самых великих и значимых формах деятельности. Целостностями являются не только растения и животные, но и в некотором ограниченном смысле — естественные скопления материи во Вселенной; в таком ограниченном смысле целостны атомы, молекулы и химические соединения; а в другом, очень близком смысле человеческий характер, произведения искусства и великие идеалы высшей жизни — тоже целое, или имеет его природу. В обыденной речи слово «целое» часто употребляют, говоря о некоторых таких высших творениях. Скажем, стихотворение или картину хвалят за ее «целостность», когда она— не просто искусственная конструкция, а органическое целое, где все части скрытым, неуловимым образом подчинены главной цели или идее, вносят в нее вклад и ее реализуют. Художественные произведения, по сути, оценивают в основном по критерию их целостности. Но в понятии «целого» скрывается гораздо больше, чем принято считать. Согласно излагаемому здесь взгляду, «целостности» — неотъемлемый признак Вселенной, а Холизм, как действующая сила в эволюции целостностей, — ее высший принцип.

Творение все более высокоорганизованных целостностей и целостности вообще как характеристики существования — неотъемлемая черта Вселенной. В мире действует не просто смутная, неопределенная творческая энергия или стремление. Эта энергия или стремление обладает специфическими чертами, самая фундаментальная из которых — творение целостностей. И мы называем Эволюцией последовательное развитие возникающих целостностей на каждом этапе: от самого примитивного, несовершенного, неорганического целого до самого высокоразвитого и организованного. Эта тенденция к порождению целого, или Холизм, действует в конкретных целостностях и через них, проявляется на каждом этапе существования и вовсе не ограничивается сферой биологии, с которой наука до сих пор связывала понятие целого. Имея свои истоки в неорганическом мире, эта универсальная склонность ясно выражает себя в органическом, биологическом мире и достигает высочайшего выражения и результатов на интеллектуальном и духовном планах существования. Целостности разных уровней — вот реальные единства Природы. Целостность — самое характерное выражение природы Вселенной в ее движении в будущее. Она отмечает границу эволюционного прогресса. А Холизм является внутренней движущей силой, стоящей за этим прогрессом.

Очевидно, если принять эту точку зрения, она имеет очень важные последствия для наших представлений о знании и жизни. Целостности — не просто искусственные построения ума, они указывают на нечто, реально существующее во Вселенной, и настоящая vera causa⁶ — Холизм как действующий в них творческий принцип. Он является движущей силой Эволюции. А значит, за Эволюцией стоит не просто смутный и неопределенный творческий импульс, élan vital, голая идея протекания или длительности, лишенная всех качеств или свойств, кроме одного — качества равномерного потока, и которой нельзя придать никакую ценность или значение, но вполне определенное явление. Холизм — определенная тенденция с конкретными свойствами, творящая все качества во Вселенной и тем самым позволяющая сделать выводы и объяснить совокупный путь развития космоса.

Может показаться, что я выдвигаю слишком смелые тезисы о Холизме и целостности; и это не реальные действующие факторы, а лишь полезные методологические понятия или категории в контексте исследования и объяснения. Несомненно, целое — продуктивное и влиятельное понятие, которое, в частности, хорошо описывает явления жизни. Но, на мой взгляд, эта идея этим не исчерпывается. В облике природы ясно читается идея целого как реального качества. Целостность преобладает в биологии; мы видим ее повсюду в высших интеллектуальных и духовных достижениях; и наука, не будь она такой аналитической и механистической, давно бы заметила и обнаружила его и в неорганической природе. Необходимо основательно изучить целое как действующий фактор. Мне кажется, нельзя оспорить тот факт, что в Природе присутствуют целостности. Здесь я утверждаю, что целостности охватывают гораздо более широкую сферу, чем принято считать, и имеют фундаментальный смысл. Но идея целого — до сих пор одна из самых игнорируемых тем в науке, а во многом и в философии. Любопытно, что, хотя общая позиция философии неизбежно во многом холистична, философия всерьез никогда не занималась идеей целого. Конечно, так или иначе эта идея фигурирует во всех учениях, но в основном в смутной, неосязаемой форме. Единственными, кто специально обращался к этой идее, были абсолютисты⁷, которые применяли понятие «целого» ко всему спектру существования, космическому целому, tout ensemble Вселенной, понимая его как некое единство или бытие. На этом этапе исследования нас не интересует такое частное толкование этой идеи. Возможно, великое целое в самом деле является конечным пунктом, но мы следуем другой линии. Мы обратимся к исследованию отдельных природных средоточий целостности, а также принципа, который они выражают. И я полагаю, что эта тема представляет большой интерес и для философов, и для ученых. Но даже философы по-настоящему не применяют эту прекрасную идею, ученые же постоянно пренебрегают ею или игнорируют ее — подчиняясь диктату механицизма. Однако камень, отброшенный строителями, может стать краеугольным.

Теперь подробнее рассмотрим идею целого; и снова мы начнем с природных биологических целостностей, таких как растения или животные. Любой организм, скажем, растение или животное, — это природное целое. Он самодеятелен и самоподвижен. Он имеет внутренний, а не внешний принцип движения, или действия. Его приводит в движение, перемещает, отнюдь не внешний принцип или сила, как происходит в случае машин или искусственных конструкций. Он наделен внутренним источником деятельности, неотделимым от него, в сущности, этот источник — он сам. Он состоит из частей, но его части не просто соединены между собой. Их связь не механическая, она покоится на другом основании. Организм состоит из частей, но он больше суммы своих частей, и, если разделить эти части, организм разрушится, и его нельзя будет восстановить, вновь соединив разделенные части. Части также находятся в активных отношениях друг с другом, которые разнятся в зависимости от частей и организмов; но в отношениях этих частей между собой и к целому организму не бывает никакой пассивности и косности. Далее, организм может поддерживать свое существование, вбирая в себя другие части, например, пищу, но, как мы видели в предыдущей главе, он делает это не через простое механическое прибавление, а путем полного превращения, ассимиляции и внедрения в собственную систему полученного материала. Больше того, организм способен на творчество, поскольку при некоторых условиях может обновляться и воспроизводиться в подобных себе целостностях.

Этот схематичный обзор позволяет выявить основные общие характеристики целого на биологическом уровне. Когда мы обращаемся к более высоким уровням развития у высших животных и человека, то сталкиваемся с новыми психологическими особенностями, такими как интеллект, воля, сознание, управление из центра и в разной степени добровольная и преднамеренная ориентация действий. Для нашей цели, а именно, предварительного обзора, не нужно подробнее останавливаться на этих чертах. Однако необходимо сформировать более ясное представление об отличиях, которые позволяют отграничить целое в указанном смысле от не-целого.

Прежде всего, я хотел бы подчеркнуть, что целое, согласно представленному здесь взгляду, не просто, оно составное и имеет части. Природные целостности, например, организмы, не просты, они сложные, составные, состоят из множества частей, которые находятся в тех или иных активных отношениях и во взаимодействии, причем части могут сами представлять собой меньшие целостности, как, например, клетки в организме. Целостности — составные, а не простые сущности. Идея целого как простой уникальной индивидуальной сущности — метафизический взгляд, от которого нам следует воздержаться. Философия разработала понятие уникального целого, которое на самом деле есть абсолют, неразрушимый и неизменный. Платон в «Федоне», например, представляет как такое целое душу человека и из ее неделимости выводит аргумент в пользу ее бессмертия. То, что является простым, неделимым и конечным, обязательно должно быть неразрушимым. Однако природные целостности, согласно моему взгляду, — вовсе не такие простые неделимые сущности, которые в действительности являются философскими абстракциями.

Помимо прочего, в философской концепции целого нет места для изменения, движения или развития. Целое, или философский абсолют, обязательно статичен. Простое уникальное высшее целое не может изменяться или развиваться. Оно есть то, что оно есть — всегда. Это противоречит идее Эволюции, которой требует представленная мной концепция целостности. Понимание Вселенной как целого, абсолюта в философском смысле, исключает прогресс или развитие и противоречит всем показаниям опыта и всем самым значительным научным достижениям. Конечно, части (если их признают) могут двигаться и меняться, их отношения inter se могут походить на поток, который можно было бы назвать развитием. Но в этом не будет настоящего творческого развития. Абсолютное целое философии неизменно, самозамкнуто и отлично от всего, с чем мы на опыте сталкиваемся в мире. Идея творческой Эволюции — антитеза этой статичности абсолюта. И для нас эта идея должна стать решающей. Мы должны отбросить всё, что противостоит идее развивающейся и творческой Вселенной. Творческое целое, или Холизм, нельзя смешивать с целым философии, или абсолютом.

После того как я предостерег читателей от ошибочного философского представления, я бы хотел предупредить о еще более опасном научном заблуждении. Механистическое понимание Вселенной, которое господствовало и во многом еще господствует в науке, частично расходится с представленной здесь концепцией.

Целое — не просто механическая система, система внешним образом связанных друг с другом частей. Конечно, оно состоит из частей, но является не просто их суммой, что неизбежно в случае чисто механической системы. Сущность механической системы — чистая овнешненность, отсутствие всякого внутреннего измерения, любых внутренних склонностей, отношений и деятельности в системе или ее частях. В механической системе все действия носят внешний характер, являясь либо внешним воздействием одного механического тела на другое, либо, напротив, последнего на первое. Точно так же частям этого тела или системы доступна единственная форма действия, — внешнее воздействие друг на друга или на тело. И тело, и его части лишены внутреннего измерения действия и функций. Таково механическое тело, и, согласно механистической гипотезе, существуют лишь подобные тела. Целое, которое больше суммы своих частей, имеет внутреннее измерение, внутреннюю структуру и функцию, особые внутренние отношения, внутренние измерения характера или природы, которые и составляют это больше. И нам в этом исследовании предстоит прояснить сущность этого больше. На данном этапе важно понимать, что если теория механицизма предполагает лишь внешнее действие, поскольку лишь его можно измерить и исследовать математически, и изгоняет всякое внутреннее действие, отношение или функцию, то теория целого, напротив, строится на предположении, что, кроме внешнего взаимодействия тел, имеется также дополнительный внутренний элемент, или действие целостностей, и что этот элемент или действие имеет конкретное, определимое качество.

Поэтому целостности — композиты, имеющие такую внутреннюю структуру, функции или характер, которые позволяют ясно отличать их от простых механических сумм, совокупностей или конструкций, которые предполагает наука в рамках гипотезы механицизма. И в Природе наблюдается прогрессивное развитие того внутреннего элемента, который превращает простую механическую совокупность, сумму частей в целое. Целостности динамичны, органичны, способны к эволюции и творчеству. Творческой способности (если она существует) должно быть достаточно, чтобы опровергнуть чисто механистическую концепцию Вселенной.

Крайне важно понимать, что целое не дополняет части: именно части, так или иначе структурно упорядоченные и слаженно действующие, составляют целое⁸. Характер структуры и деятельности различается в зависимости от стадии развития целого; однако целое представляет собой именно такую конкретную организацию частей с соответствующими действиями и функциями. Так, вода в качестве химического соединения, как мы видели, — это целое в ограниченном смысле, на его начальной стадии, которое качественно отличается от своих отдельных элементов — водорода и кислорода — в простой смеси; это новая особенная структура с новыми физическими и химическими свойствами. Целое как биологический организм — гораздо более сложная структура со значительно более сложными формами деятельности и функциями, чем у простого химического соединения. Но его нельзя понимать как то, что превосходит структурный синтез частей, куда входит уникальная деятельность и функции, сопровождающие этот синтез. Сущность идеи целого состоит в том, что части находятся в неповторимом, особом сочетании, в специфической внутренней взаимосвязи, в творческом синтезе, который отличает целое от всех других форм сочетания или соприсутствия. Соединение элементов в этой структуре в каком-то смысле является творческим актом, поскольку оно порождает новую структуру, новые свойства и функции. Как таковые, эти свойства и функции имеют творческий или холистический характер, как мы увидим далее. На первых этапах первостепенную роль в целостности играет структура, но, поднимаясь по лестнице целостностей, мы видим, что структура уступает место функции, и последняя становится преобладающей чертой целостности, она является коррелятом всей деятельности структуры и производит новые синтезы, всё более творческие. Структура также оказывает влияние на части целого, они меняются и ведут себя иначе, чем вне такой целостности. Сущность целого состоит в том, что, хотя оно образовано из частей, оно, в свою очередь, влияет на части и меняет их отношения и функции. Это взаимовлияние составляет внутреннее измерение, или внутреннее качество целого.

Целое проявляет творческую активность, прогрессирует и развивается, и на каждом новом этапе этой творческой Эволюции возникают всё более сложные и значительные целостности. Так формируется прогрессивная шкала целостностей, сначала это материальные, неорганические тела, потом растительный и животный мир, человек, великие идеалы и художественные произведения духовного мира. Впрочем, как бы в процессе восхождения ни усложнялись эти целостности, как бы ни обогащался их смысл, исходная деятельность, которая приводит к этим результатам, неизменно сохраняет особый холистический характер. На первых порах, насколько мы знаем сегодня, она проявляется лишь как определенная материальная структура энергетических единств, особый синтез или взаимосвязь материальных частей, например, в форме химического соединения, кристалла или коллоида. Мы уже видели, что эта структура в некоторых отношениях подобна более целостному качеству жизни, и, вполне возможно, в будущем наука значительно дополнит наши свидетельства в пользу этого сходства. Но особая структура и характер химических соединений, даже в известной сегодня форме, делают их целостностями, отличными от простых физических или механических смесей. Продвигаясь в сторону пробуждения Природы, мы видим, что в растениях эта особая структура, синтез и взаимосвязь частей и свойств приобретают новое качество сотрудничества — между группами взаимосвязанных активностей, которые организованы через тесные отношения и функции, что позволяет растению сохраняться и поддерживать свою активность как целому. Переходя к животным, мы видим не только глубокий структурный синтез частей и свойств на основе сотрудничества, а также согласованность функций, но замечаем, с появлением центральной нервной системы и мозга, новый элемент контроля и направленности, который целиком преобразует систему, делает сотрудничество внутри нее более сложным и эффективным, выводя ее на совершенно новый уровень смыслов и активности. Переходя к этапу, где возникает человек, мы наблюдаем в человеческой личности высший расцвет такого центрального управления. Мы находим целый ряд ценностей и форм деятельности, совершенно недоступных на более ранних этапах. И мы видим, что сами эти ценности и формы деятельности становятся целостностями в высших сферах духовного и художественного творчества. Целостность, которая у подножия лестницы Природы была лишь структурной, примитивной, частичной, здесь во многом начинает преобладать и пронизывать всю систему. Холизм, который на низших уровнях сталкивался с почти непреодолимыми препятствиями и трудностями, здесь в каком-то смысле одерживает победу. Пока это лишь частичная победа. Даже в самой совершенной личности и совершенном художественном творении еще имеется множество недостатков, и они лишь стремятся к совершенной целостности. Холизму предстоит проделать еще долгий путь. С высокого уровня человеческого развития он указывает путь в будущее и показывает, что внутренний смысл и вектор развития Вселенной состоит в целостности, в создании всё более совершенных и значительных целых. Великий Творящий Дух словно говорит: «Глядите, Я делаю всё целым».

Поэтому восходящий ряд целостностей или этапов, где на каждом последующем этапе проявляется Холизм, можно схематично и предварительно подытожить так:

1. Конкретная материальная структура, или синтез частей в природных телах; насколько мы знаем сегодня, ее единственная внутренняя активность — активность простых физических или химических сил или энергий: например, в случае химического соединения.
2. Функциональная структура живых тел, в этом особом синтезе части начинают активно сотрудничать и функционируют слаженно, поддерживая организм: например, в случае растения.
3. Эта особая деятельность сотрудничества становится согласованной и регулируется ярко выраженным управляющим центром, который еще во многом остается скрытым и бессознательным: например, в случае животного.
4. Центральное управление становится сознательным и достигает полного расцвета в Личности; одновременно оно возникает в более сложных холистических группах Общества.
5. В человеческих сообществах, государстве и других формах групповой организации это центральное управление становится надиндивидуальным.
6. Наконец, возникают идеальные целостности, целостные Идеалы, абсолютные Ценности, отделившиеся и освобожденные от человеческой личности и выступающие как самостоятельные творческие факторы в построении духовного мира. Таковы Идеалы Истины, Красоты и Добра, которые закладывают основы нового порядка во Вселенной.

На каждом из этапов мы видим, как углубляется природа Целого — этого особого структурного синтеза частей, обладающих собственной внутренней активностью, которые гармонично сотрудничают и функционируют, либо естественно, либо инстинктивно, либо сознательно. Части сотрудничают, со-действуют друг другу в достижении конкретной внутренней цели, совместно образуя целостность, в какой-то мере особенную, самобытную и всё более индивидуальную. Функции частей зависят от их места среди других частей, тем самым целое и части взаимно образуют и определяют друг друга. И таким образом образовавшееся целое на каждом этапе, даже на начальном, каким бы зачаточным и незрелым он ни был, творит новые формы. Тем самым мы получаем концепцию Вселенной, которая представляет собой вовсе не ряд случайностей, составляющих как бы лоскутное одеяло, но которая на каждом последующем этапе всё больше синтезирует, структурирует реальность, будучи активной, живой и творческой, и поступательное развитие которой определяет уникальная деятельность, творящая целостность, присутствующая как в самых невзрачных неорганических истоках, так и в самых возвышенных творениях и идеалах человека и вселенского Духа.

Итак, мы видим во Вселенной великую объединяющую творческую тенденцию, особое качество целостности, проявляющееся в силах и деятельности Природы, жизни и разума, поддерживающую их, придавая Вселенной все более отчетливое качество целостности. Эту творческую тенденцию, или принцип, мы называем Холизмом. Холизм в его бесконечных формах представляет собой принцип, который работает с сырым материалом или неорганизованными энергетическими единствами, использует, ассимилирует и организует их, наделяет их особой структурой, качеством и индивидуальностью, и, наконец, личностью, и созидает в них красоту, истину и ценность. И всё это происходит благодаря конкретному методу порождения целого, который всё в большей полноте осуществляет этот принцип на каждом этапе развития, в вещах, растениях, животных и людях. Тем самым лестницу Эволюции составляет шкала целостностей. Именно в непрерывном и универсальном процессе порождения целого реальность постепенно пробуждается, пока из бедного, пустого, никчемного вещества невзрачных начальных этапов не выстроит духовный мир, превосходящий самые смелые мечты.

Понятие целого имеет ряд преимуществ в контексте понимания эволюции реальности. Во-первых, поскольку целое одновременно описывает структуру и выражает общий внутренний принцип или тенденцию, эта идея выступает в качестве рабочей модели природных целостностей, наблюдаемых во Вселенной, и максимально приближается к той конкретной реальности, на которой нам следует сосредоточиться. Понятия Холизма и целого почти в точности отображают наблюдаемый в природе процесс, и обращение к ним не позволит нам придать материалу реальности чуждую Природе форму. Поэтому они позволят нам, так сказать, объяснить природу из нее самой и ее собственных принципов. Таким образом мы сможем учесть в своей концепции конкретность природных явлений.

Во-вторых, фундаментальное понятие Холизма приблизит нас к объединяющей, монистической концепции Вселенной, остающейся внутренним идеалом всех научных и философских объяснений. При этом она позволит нам преодолеть разрывы и разрешить антиномии, разделяющие понятия материи, жизни и разума inter se. Мы преодолеваем их абсолютную концептуальную обособленность, и объясняем их реальное наложение (в той форме, которую мы наблюдали), рассматривая их как стадии развития более фундаментальной деятельности во Вселенной. Понятие Холизма, так сказать, растворяет разнородные понятия материи, жизни и разума, а затем заново кристаллизует их как свои разнообразные формы. Возникающий в таком случае монизм не статичен и бесплоден, каким он неизбежно является в философии абсолютизма, а предполагает прогресс, творчество и плюрализм в согласии с требованиями научной теории и практического здравого смысла. Поэтому нам будет легче обнаруживать жизнь в материи, а разум — в жизни, поскольку непреложные границы между ними исчезают. Принимая эти термины (материя, жизнь и разум) как общие и приблизительные указания на основные аспекты реальности, мы не поддадимся искушению навязывать их слишком широкому спектру явлений и будем готовы положить такой предел расширению их смысла, необходимость которого сможет показать наука.

В-третьих, мы многое приобретем, заменив расплывчатую и неадекватную широко используемую идею жизни более определенным понятием. Неясность и неопределенность идеи жизни оказались серьезной помехой и во многом побудили биологов искать решение проблемы в механизме. Понятие жизни не имеет конкретного содержания, которое придавало бы ему научную ценность. Его значение состоит в том, что оно грубо отделяет одну область от других; «жизнь» обозначает класс явлений, которые в общем отличаются от других классов. В таком качестве оно сохраняет значение для Науки, хотя существует и общеупотребительный смысл этого слова, который, конечно, неуязвим для критики. Термин «материя» останется популярным, даже если наука совершенно его переосмыслит; его смысл может полностью измениться, при этом данное понятие продолжит обозначать класс воспринимаемых явлений, самое удачное обозначение которых — «материя». То же самое касается использования термина «жизнь». Его будут и дальше плодотворно применять для обозначения конкретного класса явлений, хотя он не подходит для их описания, которое требует более строгих понятий. Понятие жизни слишком расплывчато, чтобы его можно было определить и связать с конкретным содержанием; одновременно, и, возможно, именно по этой причине, его можно гипостазировать в качестве субстанции или силы, отличной от обозначаемого им организма. Именно в силу злоупотребления этим понятием, а также в силу его неопределенности, подавляющее большинство биологов отказались от идеи «жизни» и предпочли видеть в ней просто определенный тип механизма. Мне видится, заменив в научных и философских целях понятие «жизнь» понятием «целого», мы сможем существенно уточнить эту основную идею. Тогда вместо расплывчатого выражения, уже испорченного постоянным употреблением и злоупотреблением, появилось бы более определенное понятие с доступными для исследования и определения свойствами: живой организм — не организм, дополненный жизнью, словно жизнь — нечто иное по отношению к организму, дополняющее его; жизнь и есть организм в его неповторимой форме, в качестве целого, которое можно точно определить. Мы можем точно определить его конкретное отличие от химического соединения, рассматриваемого как целое; а поэтому для описания живого организма или, по моему выражению, целостного организма, нет нужды прибегать к сомнительному понятию механизма. Понятие целого позволяет нам применять строгую научную терминологию, не зараженную обыденными смыслами и способную точно определять и описывать явления.

Замещение понятия или категории жизни понятием целого, вероятно, позволит решить многочисленные сложнейшие проблемы как в биологии, так и в философии жизни. Целое не просто связано, с одной стороны, с физическим уровнем, с другой — с ментальным, тем самым поддерживая связи в Природе; оно порождает совершенно определенную и доступную идею феномена «жизни», которую еще до сих пор не отнесли ни к какой определенной категории, если не считать сбивающей с толку и неуместной категории механизма.

Выше я попытался дать предварительный, вводный набросок понятия целого, который в ходе этого исследования буду развивать и дополнять. Для простоты изложения я не сказал об одной важной особенности этого понятия, которую теперь следует упомянуть и объяснить. Я уже говорил, что под целым понимаю не Всеединство, как философия абсолютизма, а целое, которое проявляется и действует в отдельных природных центрах, эмпирических целостностях, которые мы, допустим, наблюдаем в Природе. Теперь нужно добавить, что целостностью я называю это целое вместе с ее полем, причем поле не есть нечто иное, дополняющее целостность, а ее продолжение за пределами чувственных границ опыта. Я уже указывал на необходимость этого понятия, и теперь более полно объясню и раскрою этот момент.

Вероятно, ключевой вклад теории относительности в наше понимание реальности состоит в том, что она интегрирует в наши пространственные представления о чувственном мире время. Мы слишком привыкли воспринимать вещи сугубо с точки зрения пространственных отношений, рассматривать их лишь как пространственные объекты. В той же мере они — события во времени, возникающие в прошлом, существующие в настоящем и движущиеся в будущее. Как мы видели, в своей внутренней структуре вещи не статичны, а динамичны, они движутся и проявляют активность в пространстве-времени; и в самом деле, их существо составляет активная энергия, они являются отнюдь не только статичными пространственными видимостями, какими кажутся наблюдателю. Объекты как нечто только протяженное, пространственное и внешнее — бесплодные абстрактные понятия, а не фрагменты конкретной реальности, какими мы их знаем. Всё меняет именно фактор времени; Время, объединенное с Пространством, активно и созидательно, оно производит реальность. Чувственные объекты и вещи, которые мы наблюдаем в Природе, — активные пространственно-временные системы, состоящие из энергии; они, скорее, являются событиями, чем объектами и вещами; это активные средоточия событий в физическом смысле: так же и на более высоком этапе эволюции разум, как мы видим, становится активным средоточием опыта. Если мы хотим правильно понять Природу, нужно научиться воспринимать материальные тела, вещи буквально как события, как средоточия изменений, а элемент времени в них считать таким же важным, как элемент чувственного пространства. Когда мы ограничиваем объекты или вещи их пространственными отношениями или аспектами, это затемняет и искажает для нас их реальный характер, и нужно любой ценой избавиться от такой ограниченности.

Нужно признать и устранить влияние и другого серьезного ограничивающего фактора, связанного с нашим чувственным опытом. Я уже отмечал, что Бергсон описывает интеллект как избирательный, различающий, устраняющий, ограничивающий фактор в нашем опыте мира. Но на самом деле проблема лежит еще глубже. Не только наш интеллект, но и наши органы чувств имеют те же особенности и недостатки. Все наши органы чувств, конечно, ограничены и напрямую открывают нам лишь узкий диапазон свойств. Одна из главных задач Науки — создание приборов, которые восполнят ограничения наших органов чувств. Предмет, видимый невооруженным глазом, выглядит совсем иначе, если смотреть на него в мощный микроскоп. Микроскоп, телескоп, спектроскоп, фотомикрография⁹, рентгеновский спектр, открывающий нам строение атома, — все эти и многие другие приборы выводят наши органы чувств за пределы их ограниченного естественного диапазона. Тот факт, что вещи кажутся нам имеющими ограниченный размер и форму, определенные контуры, границы и поверхности, которых они не переходят, после которых они прекращаются, отчасти объясняется совокупным влиянием нашего ограниченного восприятия и практической избирательной природы нашего интеллекта. Такие границы вещей – иллюзия, во многом вызванная недостатками нашего природного аппарата наблюдения. Деятельность, образующая вещь, выходит за пределы этих чувственных контуров. Материальный аспект, который мы привыкли называть «вещью», — лишь предельная выраженность чувственного фактора, открывающаяся нашему ограниченному восприятию и избирательному интеллекту; за пределами чувственного имеется темное «поле», образованное активностями и свойствами вещи, которые выходят за пределы ее чувственно-воспринимаемого центра. Как мы видели в III главе, внутренняя структура материи порождает определенные физические и химические свойства, которые составляют ее поле. Это поле — такая же неотъемлемая часть материи, как и окружающая ее воспринимаемая часть. Всё, что оказывается в этом поле, испытывает его воздействие; поле проявляет те же свойства, что и сама вещь. Его можно рассматривать либо как формы деятельности, либо как структуру — как моменты силы или как кривые. Вообще говоря, во многих отношениях при описании физических эффектов структура и функция, кривая и сила — взаимозаменяемые термины. Главное, что физическое поле — это выход активной энергосистемы вещи за границы ее чувственных очертаний, выход, который проявляет те же свойства и оказывает то же действие на другие вещи в поле, что и сама вещь, хотя по мере удаления поля от вещи его сила непрерывно ослабевает. Я уже объяснял, что это понятие поля объясняет явления физического воздействия на расстоянии, а также физической причинности. Когда тело действует или испытывает воздействие внешних тел, этот процесс может происходить исключительно в его поле. Поля разных тел взаимно проникают друг в друга и тем самым обеспечивают ту непрерывную связь между телами, которая делает возможным передачу изменений от одного к другому.

Вот что можно сказать о чисто физических полях. В случае таких целостностей, как организмы, вопрос о полях играет гораздо более важную роль, чем в случае физических тел. Что такое поле организма? Может возникнуть соблазн ответить, что это его окружение. Но такой ответ слишком широк и может нас серьезно сбить с толку. Окружающая среда — сложное, запутанное понятие, и она включает отнюдь не только поле конкретного организма. В своем поле организм выходит за чувственные границы, поле — та его часть, которая преодолевает эти границы. Чтобы разобраться, что такое поле организма, нужно ответить на вопрос: что еще, кроме чувственных данных, нужно включить в понятие организма, чтобы полноценно понять его природу, функции и деятельность? Организм кажется нам загадочным, потому что нельзя объяснить его характер и свойства только через чувственные данные. Биологи расчленяют организм и обследуют его чувственное устройство, стремясь найти там физическую основу и объяснение его деятельности; но в таком случае они придают этому устройству смысл, которого оно порой не содержит. Ведь в действительности структура организма не ограничена чувственным аспектом, и это слишком шаткое основание для здания органической деятельности, которая вырастает из чувственного устройства. Чтобы полноценно объяснить эту деятельность, придется обратить внимание на другую, нечувственную часть структуры, которую в силу такого ее характера до сих пор игнорировали; я имею в виду поле. До сих пор биологи пытались найти в органической структуре физические элементы или механизмы, которые объяснят все свойства и функции организма. Но чувственных составляющих буквально недостаточно; бесконечные вариации, наблюдаемые в органической жизни, выходят далеко за пределы видимых физиологических составляющих. Любая мельчайшая частица протоплазмы должна включать в свою структуру, в точности отображая его, наследственный опыт своих предков на протяжении несметных миллионов лет, и, кроме того, эта структура отвечает за многие другие моменты индивидуальной жизни. В поисках внутренних механизмов мы проявляем трудолюбие и изобретательность, достойные высших похвал, но за определенной гранью такой поиск тщетен; полученные результаты оказываются сомнительными, а само существование искомых структур и механизмов крайне проблематично. Понятие поля преодолевает эту трудность. Согласно этому взгляду, чувственная структура — узкое средоточие чувственности, вне которого неограниченно простирается недоступное восприятию поле структуры, несущее в себе органические свойства. Возникает вопрос, как следует представлять себе это поле и что в нем содержится. Здесь то, что мы говорили о временном факторе в физическом поле, актуальнее в десятки раз. Организм гораздо более явно, чем физическое тело, является историческим событием, средоточием изменений, вратами, непрерывно пропускающими бесконечный поток изменений. Чувственный организм — только отдельный момент, как бы перевалочный пункт, который отсылает к бесконечному прошлому развитию, истории и опыту несметных миллионов предков, а также туманному будущему с неопределенным числом потомков. В этом небольшом структурном центре, на придорожной стоянке бесконечной дороги жизни встречаются все модусы времени — прошлое, настоящее, будущее. Но здесь они лишь встречаются, этот центр не способен вместить их целиком. Он излучает постепенно ослабевающее поле структуры или силы, которое выражает прошлое, испытанное временем, и смутные предвосхищения будущего. Организм и его поле составляют одну непрерывную структуру, которая, начинаясь с отчетливо воспринимаемого чувственного центра, постепенно исчезает в неопределенности. Этот континуум содержит всё уцелевшее прошлое, которое еще влияет на настоящее и будущее организма; он также содержит всё текущее бытие и деятельность организма; и, наконец, смутные направления будущего развития организма и его потомков. Иначе говоря, организм вместе с его полем, организм как «целое» — целостный организм — в своем настоящем содержит прошлое и во многом будущее. Эти элементы присутствуют в нем в качестве активных факторов, будущее и прошлое взаимодействуют с настоящим. Целое полностью включает в себя собственное время, но это время ясно и определенно лишь в небольшой центральной области, а за ее пределами всё больше растворяется в тускнеющем прошлом и ещё более неясном будущем. И это время — не абстрактное время механики, а реальное творческое протекание, или длительность в смысле Бергсона. Биологическое целое нельзя полноценно объяснить лишь в свете его прошлого и настоящего, необходимо также и будущее. Сила, в которой это целое влияет на свое поле, выражает общее значение его временного фактора. Нельзя переоценить значение фактора времени в контексте развития и, следовательно, в контексте объяснения организма. Организм — это непрерывный автогенез: за спиной у него — филогенез, который он частично воспроизводит в своей индивидуальной истории и который так или иначе выступает мощным фактором его индивидуального развития; впереди него — будущее, в которое он нацелен — не только общее направление грядущего развития, но и, конкретнее, осуществление возможностей, семян будущего, которые он в себе содержит. Будущее влияет на организм почти так же сильно, как и прошлое, и то и другое во многом определяет качество, функции и деятельность организма в настоящем. Но без понятия и образов поля, которое включает в целое и будущее, и прошлое, трудно понять, каким образом будущее действует и является фактором активности и развития организма. Современное понимание структуры ограничивает ее одним лишь прошлым и объясняет ее с позиций прошлого, а потому не способно полноценно ее понять.

Здесь стоит сказать пару слов о природе органического поля. Жизнедеятельность отдельных структур организма возможна не только благодаря им самим, а происходит в среде других структур и их функций, которые влияют на них и их видоизменяют. Такая жизнедеятельность, испытывающая внешнее влияние и изменяющаяся, затем повторно включается в структуру. А значит, структура и функции взаимодействуют и развиваются в общей динамической структуре организма и его поля. Всякая жизнедеятельность происходит в поле, т. е. в окружении другой жизнедеятельности. Любое событие в организме происходит не изолированно, а в общей атмосфере событий, которая на него влияет. Такая тонкая взаимозависимость форм жизнедеятельности в поле организма играет ключевую роль в этой внутренней лаборатории изменений и развития. Понимание жизненных форм просто как элементов с их функциями бьет мимо цели. В клетке и организме любое событие происходит под влиянием всех остальных элементов и изменяется благодаря им; и итог обусловлен не столько конкретным элементом, фактором или геном, сколько взаимосвязями между факторами в совокупной структуре и поле. Целое — такой же реальный фактор, как и части, и исследователь всегда должен его учитывать. Помимо внутреннего поля организма, образованного взаимными отношениями частей в клетке или организме, имеется внешнее поле, которое связывает организм с окружающей средой. В этом поле происходит непрерывный взаимообмен между внешними стимулами и внутренними реакциями. Превосходное умение организмов адаптироваться к окружающей среде доказывает тесную связь между внешним и внутренним полями организма. Эволюция структуры и функций организмов происходит преимущественно в ответ на это внешнее средовое воздействие. Внешнее поле — продолжение внутреннего, и вместе они составляют общую среду всех событий и изменений, связанных с организмами. И всё происходящее в этом общем поле имеет целостный характер, то есть происходит не в изоляции, а в обоюдной, взаимной связи со всей остальной деятельностью в этом поле. Прошлое, будущее, внутренние элементы органической структуры и внешняя среда составляют неотъемлемые характеристики общего поля организма, влияя на его жизнедеятельность и эволюцию.

На данном этапе нет нужды подробнее рассматривать поле организма, поскольку мы еще вернемся к понятию поля при рассмотрении принципов органической Эволюции в VIII главе. Сказанное показывает, что понятие поля — в контексте биологии, возможно, даже больше, чем в контексте физики — может помочь прояснить явления, которые практически невозможно объяснить, пока они остаются на узкой и ограниченной почве существующих представлений об организме.

Не знаю, хорошо ли мне удалось прояснить свои идеи, исследуя важные темы этой главы. Я также не уверен, что мне удалось представить развиваемые здесь идеи в их полной и окончательной форме. Вероятно, знатоки этой темы сумеют лучше их изложить и более искусно разработать. Однако я уверен, что идеи, которые пока что выглядят неясными и сомнительными, удастся сделать понятнее и убедительнее в следующих главах, где я раскрою понятия этой главы и применю их для объяснения органической и психической Эволюции.

В заключение хотелось бы сказать несколько слов о терминологии, чтобы в будущем избежать двусмысленности и непонимания. Согласно изложенному в этой главе взгляду, целое в каждом отдельном случае есть центр и творческий источник реальности. Это реальный фактор, который в каждом случае дает начало всем остальным явлениям. Однако имеется бесконечное множество таких целостностей, на всех уровнях существования во Вселенной, и возникает потребность в общем термине, который бы включал в себя и охватывал в одном понятии любые целостности вообще. Для этого я изобрел термин «холизм»; итак, Холизм охватывает все целостности во Вселенной. Поэтому он выступает одновременно как понятие, и как фактор: как понятие, поскольку обозначает любые целостности, как фактор — поскольку целостности, которые он описывает, — реальные факторы Вселенной. Мы говорим, что материя — это все материальные частицы Вселенной: точно так же мы говорим, что Холизм включает в себя все целостности в качестве высших творческих центров реальности в мире.

Но слово «холизм» иногда будет употребляться и в другом смысле, для описания теории мироздания, из-за чего может возникнуть непонимание. Так, материю и дух можно считать реальными, или сущностными факторами, тогда материализм и спиритуализм (или идеализм), соответственно, будут связанными с ними идеями или теориями; вполне адекватно таким же образом употреблять термин Холизм, указывая, что высшая реальность Вселенной — не материя и не дух, а целое в том смысле, как я определяю его в этой книге. И иногда мы будем употреблять слово «холизм» в этом более широком смысле, обозначая им теорию реальности. Но в основном и собственном смысле Холизм означает совокупность целостностей, действующих как реальные факторы и придающих реальности динамичный, эволюционирующий, творческий характер. Если помнить, что этот термин употребляется в двух разных смыслах, путаницы не возникнет.

Добавление. Доктрина органического механизма Уайтхеда

Насколько мне известно, ближе всего из философов к изложенной здесь трактовке принципа Холизма приблизился профессор А. Н. Уайтхед в своей книге «Наука и современный мир». В прошлом добавлении (в конце I главы) я поясняю, что, когда Уайтхед говорит об ошибке подмены конкретного¹⁰ в отношении простого местоположения¹¹, он пытается решить ту же проблему скрытой абстракции, которую я стремлюсь преодолеть с помощью понятия «поля». Мы работаем над одной и той же проблемой, хотя и приходим к разным решениям. Когда речь идет о том, что я здесь называю Холизмом, мы снова осмысляем одну и ту же ситуацию и получаем очень сходные результаты. Различаются наши подходы. Приходя к понятию Холизма, я следую за наукой по естественному пути, на который выводят общепринятые факты физики и биологии. Профессор Уайтхед, с другой стороны, в большей степени руководствуется психологическим и философским анализом. Он считает, что современная научная модель ошибочна, поскольку «она не дала понимания ни одного элемента непосредственного психического опыта человечества. Она также не дала понимания какого-либо элементарного аспекта органического единства мирового целого, из которого возникают органические целостности типа электрона, протона, молекулы и живого тела»¹².

Поэтому профессор Уайтхед предполагает — вслед за Спинозой, который пишет о высшей Субстанции — что во Вселенной имеется «единая и лежащая в основании активность осуществления, которая индивидуализирует себя во взаимозамкнутом многообразии модусов»¹³. Здесь нужно понимать, что модусы Уайтхеда (в отличие от модусов Спинозы) — это отдельные «простые местоположения». И, как я объяснял в Дополнении в конце I главы, ошибки простого местоположения, согласно Уайтхеду, можно избежать, если понимать, что вещь или событие в своих видимых пространственных границах включают не только свои, присущие только им свойства, но и — со своей позиции — перспективы всех остальных вещей или событий. Поэтому конкретная вещь или событие — синтезированное единство, которое превосходит свое простое пространственное явление и содержит в себе как бы унифицированный мир в миниатюре. Вот что такое конкретное событие. Реальный мир — комплекс таких конкретных конечных сущностей или событий. «Пространство и время демонстрируют собой общую схему взаимосцепленных отношений между этими охватываниями. Ни одно из них не может быть исключено из контекста, и все они обладают той степенью реальности, которая присуща целому. И наоборот, тотальность характеризуется той реальностью, что и каждое из охватываний, поскольку последняя объединяет в себе модальности, приписываемые с некоторой точки зрения каждой части целого. Охватывание есть процесс унифицирования. И соответственно, природа представляет собой процесс экспансивного развития, с необходимостью переходящего от одного охватывания к другому. …Итак, природа есть структура развертывающихся процессов. Реальность есть процесс»¹⁴.

Итак, Уайтхед приходит к выводу, что в мире существует фундаментальный процесс, который осуществляет и актуализирует индивидуальные синтезы, или единства; для него именно они — реальные конкретные события мира. С его точки зрения, вещи, сущности или объекты физической науки — абстракции, оторванные от своих сущностных отношений, связей и перспектив в отношении остального мира.

Далее Уайтхед указывает, что эти абстрактные сущности науки составляют самую основу научного материализма, и такие сущности следует заменить понятием организмов, которое он выводит в своем анализе. Свое учение об организме он формулирует так: «Конкретные стабильные сущности — это организмы, и структура целого влияет на характер различных зависимых организмов, которые входят в это целое. Если взять животное, то ментальные состояния входят в структуру всего организма и тем самым изменяют структуру зависимых организмов, последовательно доходя до исходных мельчайших организмов, таких, как электроны. И тем самым электрон как элемент живого тела отличается от электрона, существующего вне его, в силу природы самого тела. Электрон движется механически как внутри, так и вне тела, но внутри тела он движется в соответствии с тем характером, которым он обладает, находясь в нем, так сказать, в соответствии с общей структурой тела, которая включает и ментальные состояния. Но принцип изменения имеет абсолютно универсальную природу применительно ко всей материи и никоим образом не специфицирован в отношении живого. В последующих лекциях будет показано, что эта концепция предполагает отрицание традиционного научного материализма и обоснование альтернативной концепции организма. …Концепцию, проводимую в этих лекциях, я назову теорией органицистского механицизма. Согласно этой теории, молекулы могут механически двигаться в соответствии с общими законами, но внутренние свойства молекул различаются в зависимости от общих органических структур ситуаций, в которые данные молекулы попадают»¹⁵. И далее: «…индивидуальная сущность, жизненная история которой является частью жизненной истории большей, более глубокой, более полной структуры, должна обладать аспектами этой большей структуры, определяющими ее собственное бытие, и изменять свое бытие в соответствии с изменениями, происходящими в большей структуре. Это и есть теория органического механизма». «…общее состояние универсума, наблюдаемое в настоящий момент, частично определяет каждое состояние сущностей, способ функционирования которых выражают эти законы. Общий принцип состоит в том, что в новой окружающей среде происходит эволюция старых сущностей и переход их в новые формы»¹⁶. И еще одна цитата: «Но вся суть современного эволюционного учения сводится к положению о развитии сложных организмов из менее сложных организмов, которые предшествовали первым. Таким образом, это учение буквально вопиет о том, чтобы идея организма стала фундаментальной при изучении природы. Она требовала также основополагающей активности — субстанциальной активности, — проявляющейся в индивидуальных воплощениях и эволюционирующей в ходе развития организма. Организм есть единица возникающей ценности, реальное слияние признаков вечных объектов, возникающее ради себя самого»¹⁷.

Приведенные фрагменты ясно показывают, что теория органического механизма очень близка к теории Холизма. В обоих случаях речь идет о фундаментальной природной деятельности, реальной и содержательной, а не просто об общей формуле, описывающей эволюционный процесс. В обоих случаях мы видим эволюцию форм, структур, паттернов и их функций в соответствии с законом целого. Природа целого предписывает эволюции modus operandi, то есть сложную структуру или паттерн, и части целого влияют друг на друга, видоизменяют и конституируют друг друга. Моя трактовка более отчетливо выявляет характер этого процесса и его результаты и больше подчеркивает целостный характер, чем изложение Уайтхеда. Я также расширяю сферу применения целого как формирующего принципа на весь спектр реальности, в том числе на личность и идеальную духовную сферу, тогда как Уайтхед обсуждает эту новую идею только применительно к области физики и биологии. Однако, несмотря на эти незначительные расхождения в трактовках, наши основные идеи кажутся очень близкими, если не совпадающими. Это обстоятельство весьма примечательно, если учесть, что различаются не только методы, которыми мы пользовались, но что мы разрабатывали свои идеи совершенно независимо друг от друга, а свою идею я сформулировал и выразил еще в 1910 г. Смею надеяться, что такое сходство воззрений указывает, что эта новая теория (или теории) действительно содержат в себе нечто значимое. Безусловно, они касаются самых важных проблем, связанных с нашим взглядом на науку и философию.

Меня искренне восхищает проницательный анализ профессора Уайтхеда, в котором он использует инструментарий, который почти не встречается после «века гениев». Но я признаю, что в одном отношении моя трактовка, возможно, имеет преимущество. Поскольку в моем случае центральная идея имеет более широкий смысл, я понимаю «организм» как подчиненное и частное понятие и обозначаю другим, более содержательным словом лежащий в его основе процесс. Холизм как принцип целого в восходящем ряду его употреблений можно определить таким образом, чтобы он описывал ситуации неорганической и органической природы, но так же хорошо и ситуации психические, личностные и духовные. Боюсь, термин «организм» нельзя применять к неорганической природе, а тем более по отношению к феноменам Личности и идеальных духовных ценностей. Теория организма, или органического механизма, ставящая неорганическую природу на один уровень с организмами, в конечном счете может оказаться такой же ошибочной и запутывающей, что и противоположный научный взгляд, где организмы низводятся до уровня неорганического и чисто физического. На мой взгляд, называть атом организмом, как делает профессор Уайтхед, — значит создавать почву для серьезных искажений, разрушать по-настоящему ценные научные различения и завлекать среднего читателя в ловушки метафор там, где требуется точное описание. Глава из книги профессора Уайтхеда, посвященная квантовой теории, на мой взгляд, подтверждает, что предложенная им новая терминология может приводить к неясности, неестественным выражениям и, возможно, ошибкам в понимании. Атом имеет иную структуру или форму — отличную от организма — и незачем в обоих случаях употреблять один и тот же термин для их описания или, хуже того, объяснения. Также и душу, личность, Высшее Благо будет неправомерно и бессмысленно называть организмом. Я решительно призываю использовать термин Холизм, который, хотя его и называли неуклюжим, не порождает сомнительных ассоциаций и настолько широк и содержателен, что охватывает все группы эмерджентных синтетических сущностей и ценностей во Вселенной, неизменно указывая на лежащую в их основе исходную природу.

---